Предел возможности - Олег Таругин Страница 22

Привычно запрокинув голову, Андрей лег на спину. Сейчас пройдет, главное, чтобы Луиза с доктором случайно в палату не заглянули, иначе опять кучу дополнительных уколов поназначают, перестраховщики, блин! А задница у него, извините, не казенная, и так уже сидеть больно. И руки исколоты, как у того наркомана!

Дожидаясь, пока организм справится с возникшей проблемой, Андрей продолжил рассматривать браслет. Действительно, «фиговина» — не золото, не серебро... железяка, одним словом. Надевать его на руку он не стал — поленился, да и смысла особого не видел. Вот сеструхе подарит — пусть что хочет, то с ним и делает. Главное, не забыть — как он и собирался — рассказать, что браслетик лежал где-нибудь в личных покоях Саддама Хусейна, например на прикроватной тумбочке в его личной императорской опочивальне... А другой можно себе на память оставить или еще кому подарить.

Улыбнувшись этой мысли и своим воспоминаниям о далеком доме. Андрей на ощупь вытянул из пачки новую салфетку и собрался было вытереть небольшое пятнышко попавшей на браслет крови— хоть постель, как в прошлый раз, не замарал, и на том спасибо. Однако никакой крови на металле не оказалось — видать, померещилось.

Хмыкнув, сержант расслабился на постели: ладно, полежим немного, а там, глядишь, и завтрак принесут...

Начавшееся возле горящего бэтээра, продолжившееся, когда прилетевший под прикрытием боевой пары «апачей» транспортный борт доставил его сначала в Аль-Кут, а затем в этот самый госпиталь, и завершившееся в двухместной палате везение все еще сопутствовало старшему сержанту. Руководство ОМБр приняло решение представить его к правительственной награде — ордену «За мужество» второй степени... и первым же транспортным бортом отправить на Родину. Последнему он в отличие от множества боевых товарищей, всерьез подумывающих о продлении контракта, был рад особо, ибо, как показали недавние события, вполне могло случиться так, что заработанные доллары придется тратить уже не ему.

И даже родную украинскую таможню Кольчугин прошел без малейших проблем — прошлогодний случай, когда отечественные миротворцы попытались провезти на Родину без малого триста тысяч долларов, уже позабылся, и к нынешним возвращающимся домой военнослужащим относились вполне лояльно. Вещи, конечно, досмотрели, но без особого, впрочем, усердия. Возможно, сыграл роль ожидающийся со дня на день президентский указ об окончательном выводе украинской бригады из Ирака; возможно, тот факт, что старший сержант летел не один, а вместе с десятком других, таких же, как он, комиссованных по ранениям товарищей и несколькими гражданскими специалистами, отработавшими в Ираке по строительным контрактам.

В общем, что ни говори, свезло по полной.

Единственное, что немного раздражало, так это то, что лететь пришлось не через Николаев, как обычно, а через Киев. Правда, в Борисполе [14]их встречали и сразу после прохождения таможни и обеда даже повезли на прием к нынешнему министру обороны, вручившему возвратившимся в Украину миротворцам награды.

Впрочем, «официальная часть» не заняла много времени, так же, как и оформление всех необходимых демобилизационных и контрактных документов. И уже на исходе третьих суток Андрей мирно дремал в купе фирменного поезда «Черноморец», ритмично отстукивающего на стыках километр за километром в сторону родных причерноморских краев...

Задерживаться в столице юмора Андрей, уроженец древнего Белгород-Днестровского, славная история которого насчитывала более двадцати пяти исков, тоже не стал. В областном центре он не был уже больше трех с половиной лет — с того самого дня, когда его призвали сначала на срочную, а потом на контрактную службу, — и прекрасно понимал, что, гуляя по Одессе в своей выжженной пустынным солнцем песочного цвета «комке» с шевроном миротворческой миссии в Ираке на рукаве, с десятикилограммовым дорожным баулом за плечами, да еще и практически без денег (заработанные в прямом смысле потом и кровью «боевые» доллары пока мирно лежали на банковском счету), он сильно рискует нарваться на неприятности.

Ирак, это, конечно, не Афганистан восьмидесятых и не Чечня девяностых, но все же сказать, что Андрей уже полностью влился в струю мирной жизни, когда не нужно постоянно быть начеку, ежесекундно ожидая выстрела в спину или гранаты под ноги, молодой человек не мог. Ему нужна была хотя бы минимальная, но адаптация. И дело вовсе не в том, что ласково обдувающий его до черноты загорелое лицо теплый апрельский ветерок после пустынной пятидесятиградусной жары казался ледяным, вызывающим озноб ветром, а в самом ощущении какой-то нереальности и ложной безопасности этой полузабытой гражданской жизни. В ощущении, очень хорошо знакомом всем, кто хоть раз возвращался домой с войны...

Именно об этом его и предупреждал, прощаясь, неулыбчивый комбриг седьмой «омбры», вся напутственная речь которого свелась к одному-единственному совету: «Ты там это, Андрюха, смотри, не напортачь чего на гражданке, лады? А то я, когда в восемьдесят четвертом в первый раз из Афгана домой вернулся, чуть в тюрягу по дурости не загремел. Посиди месяцок дома, привыкни... ну ты понял, короче... »

Андрей «понял», первым же делом взяв билет на дневную электричку до родного Белгорода и позволив себе погулять по весеннему городу лишь несколько оставшихся до ее отправления часов. Одессу он знал прилично, но решил все же не рисковать: если все будет нормально, он еще успеет погулять по Южной Пальмире, предварительно смыв дома въевшуюся в кожу и душу пропитанную пороховой гарью и запахом свежей крови пыль той далекой и совершенно чужой войны...

— Да, кстати, это тебе... — смущенно пробормотал Андрей, протягивая сестре один из найденных в пустыне браслетов. «Смущенно» — потому что никак не мог привыкнуть, что за неполные четыре года нескладная девчонка-подросток вдруг превратилась в красивую молодую девушку-студентку, а «один из» — оттого что дарить сразу оба показалось ему глупым: получалось вроде как про запас. — Ну это того, не подарок, конечно, — так, презент на память... Из дворца самого Хусейна, кстати... У него там, прикинь, даже краны в туалетах золотые были, так что они ценные, наверное... — и, припомнив, что говорил ему плененный иракец, добавил: — Вроде бы из какого-то исчезнувшего шумерского города.

— Та ты шо?! Из самой шумеры, вау! — Не слишком похоже имитируя южноукраинский говор, повзрослевшая «сеструха» приняла необычный презент. Первая, граничащая с истерикой радость от возвращения любимого брата уже прошла, оставшуюся от праздничного стола посуду помыли и даже раскалившийся от звонков родственников и друзей телефон наконец затих. И теперь она вновь могла стать самой собой — немного взбалмошной, не в меру саркастичной и о-о-очень скептически настроенной студенткой археологического факультета одесского универа. — Шумеры — это круто. А не забыл ли мой горячо любимый братик, где учится его горячо любимая сестричка?

— Ну... — Немного захмелевший после торжественного стола Андрей старательно наморщил лоб, судорожно припоминая все то, о чем ему рассказывала в своих письмах мать. — В университете же, Да? Ирк, ты чего прикалываешься, счас возьму и обижусь!