Конец радуг - Вернор Виндж Страница 22

Да. Никаких проблем. Никакой проблемы нет.

Утро он провел в панической ярости, пытаясь самому себе доказать, что может писать. Единственной бумагой у него была эта страница, и когда он на ней что-нибудь писал, каракули превращались в аккуратные строчки ровного шрифта. В прошедшие дни это раздражало, но не настолько, чтобы заставить искать настоящую бумагу. Сегодня… сегодня он видел, как из его слов высасывают душу прежде, чем он заставит их петь! Окончательная победа автоматики над творческой мыслью. Все на свете вне пределов досягаемости его руки. Вот что мешает ему воссоединиться со своим талантом! И во всем доме – ни одной настоящей книги, созданной из бумаги и чернил.

Ага. Он побежал в подвал, вытащил плесневеющую картонную коробку – одну из тех, что Боб привез из Пало-Альто. И там, внутри, были настоящие книги. В детстве Роберт просто целое лето жил на диване в гостиной. Телевизора не было, но каждый день он приносил домой новую стопку книг из библиотеки. В те годы летом, лежа на софе, он проглатывал легкомысленный мусор и глубокую мудрость – и больше узнавал об истине, чем за весь школьный год. Может быть, там он и научился заставлять слова петь.

Книги в основном оказались никчемными. Каталоги тех времен, когда Стэнфорд еще не перешел полностью на онлайн. Материалы, отксеренные для студентов.

Но – да, несколько сборников стихов. До слез мало, и последние десять лет их читали только чешуйницы. Роберт встал и уставился на коробки, стоящие в темной глубине подвала. Конечно, там должны быть еще книги, пусть даже выбранные слепым случаем после того, как Боб продал дом в Пало-Альто. Он посмотрел на книгу у себя в руках. Киплинг. Духоподъемная джингоистская музыка, черт бы ее побрал. Но это уже начало. Это тебе не библиотека, плавающая в киберпространстве, это можно подержать в руках. Он сел на коробки и начал читать, стараясь опережать слова, стараясь вспомнить, стараясь творить – то, что должно быть продолжением стиха.

Прошел час. Два. Он едва заметил, когда Элис пришла позвать его на ланч, и нетерпеливо от нее отмахнулся. Тут было гораздо более важное. Он открыл новые коробки. В некоторых оказалось барахло Боба и Элис, еще более бессодержательное, чем то, что они привезли из Пало-Альто. Но он нашел еще с десяток книг стихов. И кое-какие… кое-какие были хороши.

День клонился к вечеру. Роберт все еще мог наслаждаться поэзией, но это было одновременно и страдание. Я не могу написать ни толики хороших стихов, кроме того, что удается вспомнить. Им овладевал панический страх. Наконец Роберт встал и запустил в стену томиком Эзры Паунда. Корешок старой книги треснул, и она распростерлась на полу, как порванная бумажная бабочка. Мгновение Роберт таращился на нее. Никогда в жизни он еще не рвал книги, будь это даже самые мерзкие в мире строки. Он подошел, опустился на пол возле обрывков.

Как раз этот момент выбрала Мири, чтобы сбежать вприпрыжку по лестнице.

– Роберт! Элис разрешила мне вызвать воздушное такси! Куда ты хочешь поехать?

Слова были шумом, скребущим открытую рану отчаяния. Роберт подобрал книгу и мотнул головой.

– Нет. Поди прочь.

– Не поняла. А зачем ты здесь копаешься? То, что тебе нужно, можно найти куда проще.

Роберт встал. Его пальцы пытались снова сложить Эзру Паунда. Глаза отыскали Мири. Теперь он обратил на нее внимание. Улыбается, и так в себе уверена, в самом своем командирском настроении. И сейчас она не поняла, что значит огонь в его глазах.

– Это как, Мири?

– Дело в том, что нельзя рассматривать сразу все, что вокруг нас. Вот почему ты сюда спустился, да? Ты получаешься как ребенок – но это хорошо, хорошо! Взрослые – вроде Элис и Боба, – у них куча неправильных привычек, которые им мешают. А ты начинаешь почти заново. И тебе легко будет научиться новому. Но не на этих уроках для тупиц, да? Давай я тебя научу носить.

Те же самые надоедливые приставания, но сейчас она думает, что нашла новый подход.

На этот раз Роберт не собирался ей спускать. Он шагнул к ней.

– Так ты за мной следила? – произнес он ласково, собираясь для того, что хотел сделать.

– Ну, только в общем. Я…

Роберт еще раз шагнул к ней и ткнул изувеченной книгой ей почти в лицо.

– Ты слышала про этого поэта?

Мири прищурилась, разглядывая порванную обложку:

– Эз… а, Эзра Паунд? Ну… да, я читала. Давай я тебя покажу, Роберт! – Она поискала взглядом, увидела обзорную страницу на картонном ящике, взяла ее в руки, и страница ожила. Побежали заглавия, песни, эссе – и даже, Боже упаси, последние критики из бессмысленных глубин двадцать первого века. – Но смотреть на этой странице – это как через замочную скважину, Роберт. Я тебе могу показать, как увидеть это прямо вокруг себя, вместе с…

– Хватит! – Роберт понизил голос до спокойного, острого, подчеркнуто разумного. – Ты дура. Ты ничего не понимаешь, и думаешь, что можешь руководить моей жизнью, как помыкаешь своими подружками?

Мири отступила на шаг. Она была потрясена, но в словах это пока не выразилось.

– Да, Элис тоже говорит, что я слишком люблю командовать…

Роберт сделал еще шаг вперед, и Мири оказалась прижата к лестнице.

– Ты всю свою жизнь играешь в видеоигры, убеждаешь себя и своих друзей, что чего-то стоишь, но ты – всего лишь безделушка. И ручаюсь, у твоих родителей хватает глупости говорить тебе, какая ты умная. Но знаешь, что я тебе скажу? Не очень красиво стараться быть главной, когда ты – всего лишь толстая безмозглая девчонка!

– Я…

Мири поднесла руку ко рту, глаза у нее широко раскрылись. Она неуклюже шагнула назад, вверх по лестнице. Теперь его слова попадали в цель. Прямо на глазах с нее сползал лоск самоуверенности и назойливой жизнерадостности. Роберт не отступал;

– Я, я, я! Вот это и все, о чем думает твой мелкий эгоцентричный умишко, иначе ты бы сама не вынесла своей никчемности. Но впредь подумай об этом, если еще когда-нибудь захочешь командовать мной.

Слезы выступили у нее на глазах. Она повернулась, понеслась вверх по лестнице, и шаги ее звучали не с гулкой силой детского топота, а осторожно – как будто она вообще боялась напомнить о своем существовании.

Роберт постоял минуту, глядя на пустую лестницу. Как будто стоишь на дне колодца, а наверху клочок дня.

Он вспомнил. Было время, когда ему было пятнадцать, а сестре Каре около десяти, и тогда она стала независимой и невыносимой. У Роберта были тогда свои проблемы – совершенно пустячные с высоты теперешних семидесяти пяти, но тогда очень значимые. И он, раздолбав невесть откуда возникшее самолюбие сестрицы, заставив ее понять, как мало значит она в общем ходе вещей, испытал колоссальный прилив радости.

Роберт смотрел вверх, на клочок дня, и ждал прилива.