Последний резерв - Игорь Подгурский Страница 21

Израсходовав подвесной боекомплект, летуны легли на обратный курс. Отбомбились — значит, работа сделана. Пора возвращаться на аэродром.

Эфир взорвался бурей приказов и команд. Остатки четвертого взвода, получив подкрепление, с веселой яростью вели стрельбу по полыхавшему лесу, вымещая на нем свой страх боя. Расстреливая магазин за магазином. Патроны уже можно было не экономить.

…Лейтенант Размантовский навсегда остался у всех в памяти Улыбчивым Виком. Он и в гробу, наверное, лежал бы, улыбаясь. Но это уже из разряда догадок.

Оставшийся в живых сержант из четвертого взвода излазил на четвереньках еще не остывший, выгоревший дотла «Раптор». Все, что осталось от командира, он тщательно собрал в защитный шлем. Щепотку пепла за щепоткой.

Из туч сыпал дождь, мелкий и безысходный.

Джунгли больше не горели, они дымились. Белесый дым зловеще поднимался К небу. Воздух пах пережаренным мясом и горелой древесиной. Все вокруг было покрыто копотью. Ветер поднял пепел и теперь посыпал черными снежинками грешную землю. Все стало черным вокруг. Все!

Фотография лейтенанта из личного дела, продублированная на удостоверение личности, перекочевала на стену Лестницы Славы кадетского корпуса. Так закончился третий и последний этап путешествия фотографии офицера с широкой улыбкой на лице.

Нижняя планка стальной рамы его портрета была более тусклой, чем другие. Она резко выделялась на фоне блестевших обрамлений, в которые были заключены голографические лики героев, прославивших корпус.

…У кадетов была традиция, ставшая верной приметой: прикоснешься рукой к рамке портрета Улыбчивого Вика — и грусть отступит, и печаль пройдет. Рамку регулярно начищали, доводя до первозданного блеска. Но она снова быстро тускнела от новых прикосновений ладоней…

* * *

Звездная академия была единственным военным заведением за пределами Земли. По давно установившейся традиции все военно-учебные заведения располагались на главной планете Содружества. Незыблемые правила ломать никто не собирался. Единственное исключение сделали для подготовки офицеров-астронавтов, да и то академия находилась на околоземной орбите.

Огромная космическая станция, оборудованная всем необходимым для подготовки будущих военных астронавтов, вращалась вокруг Земли, делая виток за витком, из года в год. Здесь вчерашние кадеты совершали первый учебный полет на челноках и стратосферных аэроботах, списанных из космофлота.

От одного конкурса, связанного с состоянием здоровья — сорок человек на место, — становилось не по себе. Проклятая медицинская карта с отметкой о переломе ключицы поставила жирный крест на карьере военного астронавта. Надрываться с учебой не имело особого смысла. Лезть из кожи вон и не попасть в процент прошедших строгий медицинский отбор не вдохновляло.

До Звездной академии Алешкину было так же далеко, как до звезд. На комиссии по распределению Ингвар заикнулся об артиллерийском училище: «Хочу служить, как и мой отец». Генерал вопросительно посмотрел на начальника кафедры точных наук. Тот отрицательно покачал головой и вывел на доску-экран оценки выпускника. Старые служаки давно понимали друг друга без лишних слов.

В отличие от пятерок по огневой, физической и минно-инженерной подготовке, «трояк» по языку пульсировал красным. «Четверки» по точным наукам скромно чернели на экране.

Глядя на рослого кадета, генерал произнес ровным голосом:

— Похвальное усердие, но никак не подкрепленное оценками. Вы в курсе, что оценки — лишь показатель ваших знаний?

— Так точно. — Алешкину только и оставалось бодро согласиться и есть глазами начальство.

В парадно-придворное училище Алешкин не попал. В этот командный вуз, расположенный в центре столицы, брали курсантов под два метра ростом. Их привлекали на парады и торжественные мероприятия. До распределения в паркетники Ингвару не хватало ровно пятнадцать сантиметров. Да он особенно и не стремился в главный город Содружества. Изображая живой манекен в парадной форме, никогда не увидишь свою фамилию на красной мраморной доске почета.

Ингвар вышел из аудитории, где заседали вершители судеб. За спиной с сухим треском захлопнулась высокая резная дверь — в главном здании кадетского корпуса хозяйничали сквозняки.

Оно было самым старым из всех построек. На первом этаже размещались кабинеты начальства и административных служб. Остальные этажи делили между собой аудитории кафедр. Несмотря на давно установленную центральную систему кондиционирования, достаточно было открыть два окна на разных этажах, как по коридорам начинали скользить легкие ветерки. Они носились наперегонки с кадетами-первокурсниками.

Без особой печали Алешкин двинулся в отдел кадров за предписанием к дальнейшему месту учебы. По старой традиции приказ о распределении в электронном виде дублировался на бумаге и запечатывался в пластиковый пакет под старину.

Официально кадет становился курсантом не тогда, когда надевал новую форму на вещевом складе, а по прибытии в высшее военное училище, вручив пакет с выпиской из приказа дежурному по штабу. С этого момента он значился курсантом первого курса и зачислялся в списки части. Любой военный вуз Содружества считался воинской частью со всеми соответствующими атрибутами.

Так кадет выпускного курса Алешкин оказался в командном училище на Тянь-Шане. Тяжесть грустного двустишия «Если от сына нету проку — отдавай его в пехоту» Алешкин ощутил на собственной шкуре. Утешало одно: он попал на спецфакультет, где готовили офицеров разведывательных подразделений. Три пятерки, затерявшиеся на фоне других оценок, умудрились сыграть роль, определившую дальнейшую судьбу молодого человека.

Кадет Райх зашел на мандатную комиссию через несколько человек после друга. Он попросил, чтобы его отправили учиться вместе с Алешкиным. Генерал-майор Фогель пропустил его просьбу мимо ушей. Райха отправили постигать азы военного дела на другой континент, в Сан-Паулу. Там располагалось высшее военное командное училище, затерявшееся среди джунглей. В нем готовили специалистов широкого профиля, но основной упор делали на контрпартизанской борьбе.

Начальник кадетского корпуса слов на ветер не бросал, а в злопамятности мог потягаться с кем угодно. Прямых улик против друзей, устроивших неразбериху с расписанием экзаменов, у него не было. Но у какого хорошего начальника училища нет неофициальных источников информации? Генерал-майор Фогель был хорошим начальником и твердой рукой правил в своей вотчине.

Райх зло плюнул на паркет, отлакированный до зеркального блеска, показал язык двери, где заседали вершители их судеб, и помчался в отдел кадров догонять друга.

Государство не собиралось тратить лишние деньги, подтягивая курсанта до нужного уровня профессиональной подготовки. Получи то, что заслужил ночными бдениями в кадетском корпусе над электронными учебниками и конспектами. Армейской кузнице офицерских кадров всегда нужны надежные и чистые души в «квадратах» вакансий. Заполнить их — дело времени и мастерства педагогов в погонах.