День не задался - Комбат Найтов Страница 20

— Здравствуйте, товарищ генерал! Чем обязан?

— Здравствуйте, товарищ полковник. Да вот, хотелось бы узнать: кто вы такой, полковник Титов. Читайте! — он передал мне политдонесение старшего политрука Жукова Ю. А… В нем было множество подчёркнутых красным карандашом выражений, типа: «речь и грамотность не соответствуют полученному образованию: 7 классов, аэроклуб, Качинская авиашкола», «легко использует американизмы, сложносочинённые предложения», «уровень инженерных знаний многократно превосходит уровень даже инженера», и тому подобное. Хороший у Мехлиса «писатель».

— Это ещё не всё, товарищ полковник! — и он достал из командирской сумки ещё несколько листов бумаги: Акт графологической экспертизы писем настоящего Титова и моих собственноручных показаний, сделанный в начале 42 года, с резюме: «Написано разными людьми. Ни одного совпадения». — Так что, нам с вами предстоит путешествие в Москву. Необходимо кое-что выяснить, товарищ Титов.

«Хорошо, что не гражданин», — подумал я. Но вслух сказал:

— Извините, товарищ Мехлис, а чем вызвано такое внимание с вашей стороны к скромному командиру полка? Что вас лично во мне не устраивает? Дело, документы из которого вы предъявляете, давно закрыто. Я нахожусь здесь по личному приказанию Верховного, и выполняю ответственнейшее задание. А вы, своими действиями, ставите под угрозу его выполнение. Почему такая срочность? В деле сказано, что я получил сильнейшую контузию.

— С ваших слов, полковник. Я и хочу удостовериться, что это так.

— Я не могу сейчас оставить полк, товарищ генерал. Моим здоровьем займёмся чуть позже: в конце мая — начале июня, после выполнения этого задания Ставки.

— А если вы перелетите к немцам?

— Вы ничего более смешного придумать не могли? Делать такой подарок противнику я не собираюсь. Мне проще от вас отбиться.

Мехлис внимательно следил за мной.

— У вас очень крепкие нервы, полковник. И вы абсолютно уверены в своей правоте. Ну что ж, несмотря на то, что вы так и не ответили мне на вопрос, будем считать, что проверку мы проведём после выполнения задания. А почему вы не в партии, товарищ Титов?

— Из-за ареста. Подавал заявление в декабре 41-го. Кстати, Верховный знает о том, что я был под арестом.

— Я это выяснял у него. Он мне сказал то же самое, что и вы. И запретил мне что-либо предпринимать против вас сейчас. Мне просто хотелось увидеть вашу реакцию. После проведения этой операции, вам предстоит большое повышение. Это решение товарища Сталина. Кстати, почему вы его называете Верховным, а не товарищем Сталиным?

— Я — человек военный. Для меня он — Верховный Главнокомандующий. В первую очередь. А уж потом — товарищ.

— Разделяете эти понятия?

— Да! С товарищем — можно поспорить, с Верховным — только ответить «есть», и выполнять приказание.

— Товарищ Жуков прав: не соответствуете вы образованию и воспитанию комсомольца Титова. Ну что ж, товарищ гвардии полковник Титов, извините, что разбудил!

— Да ничего, всё равно пора вставать! — в этот момент зазвонил будильник. — Завтракать пойдёте, товарищ генерал?

— Пойду!

Он ещё несколько часов находился в полку, всё осматривал, разговаривал с людьми, рассматривал какие-то бумаги. Очень долго разговаривал с Аксёновым. За обедом мы ещё раз пересеклись.

— У вас просто образцовый полк, полковник. И комиссар ваш мне понравился.

— Он всем нравится! Замечательный мужик и лётчик. И настоящий «комиссар». Вы тут абсолютно правы, товарищ Мехлис.

— Он сказал, что даст вам рекомендацию в партию.

После обеда Мехлис уехал. Аксёнов подошёл ко мне поговорить, но мне было некогда, он немного постоял, но потом дали команду второй эскадрилье на вылет, и он побежал к самолёту. Разговор в тот день так и не состоялся. Но, тянуть с этим разговором не стоило, и с партийностью тоже надо было решать вопрос. Судя по всему, мне недолго осталось оставаться в полку. Надо готовить Макеева на полк. Он больше всего подходит. Хотя на моё место явно нацелился подполковник Хабаров.

Через несколько дней в полку появился тот самый старший политрук. На этот раз он представился. Несмотря на его словоохотливость, разговор по душам у нас не состоялся. Между нами навсегда легло то самое политдонесение. Вечером я ему прямо об этом и сказал:

— Юрий Александрович, вы напрасно стараетесь меня «разговорить». Не получится. Если реально хотите написать книгу о нашей авиации, езжайте под Краснодар в 16-й полк, к Покрышкину. Там вам будет много проще это сделать. И люди там замечательные. А начальнику вашему, Мехлису, я найду, что сказать, почему я не хочу вашего присутствия в полку. Подойдите к начштаба и отметьте командировку. Я вас не задерживаю.

Может быть, и зря я так с ним. Ему ведь по должности положено «стучать». Но, не люблю я «дятлов». А вот Людмилку… надо бы предупредить. И о том, что может состояться в случае удачного стечения обстоятельств, и о последствиях, если обстоятельства сложатся не в мою пользу. Серёжку жалко. Но, от судьбы не уйдёшь. Люда очень хотела этого ребенка, и души в нём не чает. Прорвутся! Да и я — не лыком шит. Вот только сведения у меня смертельные. И для меня, и для многих. Ладно, «где наша не пропадала!» «Дальше Кушки не пошлют!» Зацепиться у них не за что! Людмилке сообщил только о визите Мехлиса и о возникших у него сомнениях, не вдаваясь в подробности. О том, что после Кубани что-то произойдёт, а вот хорошее или плохое — я не знаю. И чтобы она берегла Серёжку. Ответ меня просто потряс: «Ему сестрёнки будет не хватать, Машеньки.» «Люда, меня может не стать.» «Тебя каждый день может не стать. Я устала этого бояться. У нас всё будет хорошо. И, даже, если тебя не станет, у меня будут твои дети. Они завершат то, что не успел сделать ты. Я приложу к этому все усилия. Люблю тебя, и твоей смертью это не ограничится.»

Геринга мы поддели очень здорово! В середине марта было отмечено наращивание сил немецкой авиации в Крыму. Прибыло, по меньшей мере, две полнокровных дивизии, шла поставка топлива и боеприпасов. Англичане поставили Науменко перфорацию, и он укрепил аэродромы. Кроме того, ему были поставлены локаторы РУС-2 и более совершенные «Редуты». Мы обучили операторов и штурманов наведения. В войска прибыли настраевыемые химические взрыватели АВД, 15 позиций, задержка до 8 суток, поставленные на неизвлекаемость, с двумя ловушками. Реагирующие на три действия: вибрацию, давление и время. И ротационные бомбы: после сброса на малой высоте, раскрывались плоские стабилизаторы и раскручивали контейнер бомбы. По достижения высоты сто метров, контейнер раскрывался, и из него вылетали заложенные туда мелкие осколочные бомбы и мины-лягушки, рассеиваясь по площади. Наши две эскадрильи И-185, каждую ночь, занимались «посевной». Особое внимание уделялось дорогам, мостам и аэродромам. Днём этим же занимались «пешки» четвёртой и второй Воздушной армии. Наш фронт получил подкрепления. В Крыму подсохло чуть быстрее, и немцы первыми начали атаку на десант и флот у Новороссийска. Первый, самый массовый налёт немцев мы отражали совместно со 2 и 4 армиями. Черноморский Флот, насчитывавший 15 крупных вымпелов и около 150 мелких, за восемь часов до атаки снялся с якорей и начал отход в сторону Поти. Четыре разведчика Ю-86р были сбиты эскадрильей специально переброшенных из-под Архангельска «спитфайров». Немцы в первую волну поставили более 580 самолётов всех марок. Всего немцы сосредоточили на этом участке фронта почти тысячу боевых самолётов. Третья и четвёртая эскадрильи только вернулись из налёта на аэродром в Красносельском. Удалось блокировать его работу на несколько часов. Самолёты спешно пополняли боезапас и заправлялись.