Пусть умрут наши враги - Александр Шакилов Страница 20

Брюхо огнедышащего – в походном состоянии он обвивал правое предплечье Сыча от локтя до кисти – было набито вяленым мясом. Перевариваясь, пища газами распирала желудок. При необходимости клацая передними резцами, файер искрой поджигал излишки. «Закончу последний поиск – и сорву с себя эту дрянь! – Сыч с ненавистью уставился на чужие жгуты мышц на руке. – Мне давно пора на покой…»

Над камышами пролетел аист. В воздухе зазвенела кусачая мошкара. Поставив ноздри по ветру, – верной дорогой иду, да, господин? – зог вновь всхрапнул. Ему тоже достался неприветливый взгляд: «А тебя продам на скотобойню. Вместе с волчарками».

Струйка дыма, исторгнутая файером, на этот раз получилась слишком уж обильной, жирно-копотной. Пора ослабить давление на его кишечник и заодно проверить оружие перед визитом.

Выбрав цель, Сыч сжал пальцы правой руки в кулак.

Вдавил ногти в ладонь – и файер проснулся, сильнее обхватил предплечье, выдвинув дополнительные жгуты мышц до самых кончиков пальцев, как бы уговаривая Сыча: «Управляй мной, хозяин! Ну же! Управляй!».

Следопыт пошевелил мизинцем – в пищеварительном тракте огнедышащего тотчас началась химическая реакция, призванная довести газы до боевого состояния. Сыч дернул средним пальцем, сняв тварь с предохранителя. Руку отставил так, чтобы не зацепить зога и свору. И произвел залп, согнув указательный палец, – из раскрывшейся глотки файера, шипя и смердя, вырвалась струя огня, метнулась к одинокой сухой сосне в десятке мер правее и облизала ее вспышкой от комля до лысой верхушки.

«М-м-м, а что такой же силы залп делает с человеческим телом! – Сыч осклабился и перевел файер во второй режим. – А с тушей полукровки!..»

Второй режим следопыт использовал, чтобы продемонстрировать силу и безграничную власть. Беглецы должны понимать, что сопротивление бесполезно и грозит жестокой расправой.

Зог хлопнул себя хвостом по боку. Снизу вверх глядя на хозяина, свора затявкала обеспокоенно, осуждающе.

Следопыт пошевелил безымянным пальцем – и пасть огнедышащего затопило слюной. Она обволокла гортань клейкой пленкой-пузырем. Внутренние стенки кишечника выделили фермент. Вступив в реакцию с газом, он образовал жидкость, которую Сыч называл жаром. Не раскрывая пасти, файер рыгнул. Жар поднялся по пищеводу, влился в рот, на миг прорвав стенку пузыря и заполнив его собой. Направив огнедышащего на аиста, который как раз зашел на второй круг, следопыт согнул указательный палец. Из пасти с хлопком выдуло пузырь и швырнуло в птицу. Пузырь всего лишь зацепил кончик змеиного хвоста аиста, но этого хватило, чтобы емкость из слюны прорвалась и наполнявший ее жар мгновенно окислился – рвануло так, что заложило уши, зог присел, а свора дружно распласталась на земле. От аиста не осталось ни единого перышка, ни единой чешуйки. Он сгорел мгновенно до лохмотьев пепла.

Проверкой файера Сыч остался доволен.

– Кара, ты как? В порядке? – спросил он у своей боевой секиры, лаская взглядом изящный изгиб ее топорища, до блеска затертого его ладонями. – Проголодалась, родная? Потерпи немного, скоро накормлю.

Сыч частенько разговаривал с Карой, не с волчарками же ему общаться. Зогу и файеру, что ли, комплименты делать? Беседовать по душам со зверьем – это уже безумие какое-то. А с Карой они точно муж и жена. Они столько вместе пережили… Секира – единственная подруга следопыта, ни разу не изменившая ему. Она всегда выслушает внимательно, не перебивая. Перебивать она не любит, а вот перерубить может запросто.

– Добудем труп – и на покой, да, Кара?

Князь потребовал отыскать тело паренька, устроившего переполох на Испытании и сумевшего вырваться из лап ратников у хутора на холме. Понял, наконец, дурашка Мор, какую опасность несет в себе меченый. Дошло-таки. Сыч сам видел, как малолетний ублюдок рухнул в реку, чудом умудрившись разойтись с выбросом гейзера. Конечно, парень должен был обвариться или, нахлебавшись воды, утонуть, разбить голову о камни и стать жертвой водных хищников. Но ведь мог и уцелеть.

Живой или мертвый, – если его не сожрали речные обитатели – он наверняка угодил в сети. Мимо рыбацкого поселка он проплыть никак не мог.

Обернувшись к отряду ратников, следовавшему за ним, Сыч велел:

– Оставайтесь здесь. Дальше я сам. Ждите.

«А если ты не вернешься?» – жестами спросил его ратник, ставший заместителем следопыта после гибели бородавчатого.

– Я вернусь, – горло Сыча распирал рвущийся наружу кашель.

Он направил зога к домам на сваях.

* * *

Черная дрянь на кончике кости – яд, вызывающий страшную боль перед смертью. И кончик этот притягивал взгляд, как ни верти головой, сколько ни закрывай глаза. И нестерпимо чесалось родимое пятно.

А ведь девчонка лжет. Никакого тайгера Зил не освобождал, и потому не заслуживает смерти в муках! Он еще должен найти мать с сестрой и отомстить за отца!

Зил открыл рот, – пусть знают, что он думает о доверчивых рыбаках, поверивших вздорной девчонке! – но его опередила Ларисса.

– Ортис, этот парень, этот предатель… Он спас женщин от рептилусов? В его честь накрыли стол? – ей вроде как забавной показалась эта очевидная для нее глупость.

Ортис замер и, скривившись, мол, нельзя говорить под руку палачу, медленно повернулся к Лариссе.

– Верно, – кивнул он. – Парень предупредил баб, затем направил лодки на жаб и скинул на них сети. Хороший парень, тонжерра для такого не жалко. Так я подумал, когда его увидел. Но теперь… Спасибо, деточка, ты помогла нам избежать страшной…

Блондинка резко сменила тему:

– А как мой отец, Ортис? Что с папочкой? Как его здоровье?

– Староста плох, как и прежде, – на лице тощего появилось напускное выражение озабоченности, а в голосе явственно прозвучала плохо скрытая радость. – Твой папочка, Ларисса, наша надежда, наша защита, не встает совсем. Облегчения, пока тебя не было, не случилось. Вот так-то, деточка моя, вот так…

Пока тощий говорил, местные ребятишки подобрались к Зилу и, выкрикивая наивные детские ругательства, принялись лупить его палками и швырять в него гальку.

На соседней лестнице заворочался, зашипел рептилус, которого леший должен был казнить, да смалодушничал.

– Эй, чистяк, ты верно сказал: «Хороший день для смерти». Сдохнешь раньше меня! – рептилус зашелся тихим лающим смехом. Громче выражать радость ему не позволяли веревки, передавившие грудь.

– А из твоей шкурки, жаба, сошьют отличные сапоги, – Зил улыбнулся ему так радостно и широко, что губам больно стало и челюсти едва не свело. – Для владыки Моса. Одна пара у него есть, я лично видел. Ты будешь на подмену.

Речи лешего не понравились не только полукровке, – тот сильнее задергался и яростнее зашипел – но и щукарцам.

– Что ты там бормочешь про князя, падаль?! – к нему шагнул престарелый ловец вьюнов и ударил по лицу дрожащей ладонью сплошь в пигментных пятнах. – Не смей поминать князя, светоча, опору нашу!