Восточный круиз - Владимир Синельников Страница 20

Где-то глубоко, на самой грани сна и яви, мне почудился тихий, но упорный зов. Я глубоко вздохнул и попытался провалиться снова в бездонные глубины сна. Но зов не отставал, он упорно следовал за мной по извилистому и прихотливому сновидению, вплетаясь в сюжет и настойчиво прося обратить на себя внимание.

И в какой-то момент я неожиданно, рывком очнулся. Очнулся совершенно бодрый, собранный, готовый к самому неожиданному. Такие моменты резкого пробуждения свойственны любому человеку. Последователи Дарвина – ну те, которые произошли от обезьяны, – утверждают, что это пробуждаются атавистические инстинкты родовой памяти, приобретенные еще в те далекие времена, когда они, вернее, не они, а их хвостатые сородичи жили на деревьях. И именно боязнь свалиться с ветки во время сна и способствовала закреплению этого рефлекса. Не знаю, может, они действительно произошли от какой-нибудь доисторической макаки… в нашем безумном мире все возможно. Я знавал людей, утверждавших, что их предками были тигры или, еще экзотичнее, змеи. Да и если следовать этой теории, то дикие племена гораздо ближе к своим корням и должны где-то на уровне инстинктов чувствовать свое родство с человекообразными. Вот только все известные на Земле народы не делали почему-то своим тотемом обезьяну. Любые другие животные, пресмыкающиеся, птицы, рыбы, насекомые – да, но никогда обезьяна. Правда, в индийской мифологии Хануман и его подчиненные наделены разумом и где-то даже обожествлены, но те же индусы придумали очень оригинальное и изуверское блюдо из божества: когда вскрывается черепная коробка живой обезьяны и ее мозг поедается со всевозможными специями. И бедная мартышка, заметьте, во время этого действа еще жива. Согласитесь, трудно представить такое отношение к своим далеким сородичам. А между тем индуистская цивилизация считалась и считается одной из наиболее развитых в недалеком прошлом как в интеллектуальном, так и в моральном плане.

Так вот, я несколько отвлекся. В опочивальне было тихо, лишь еле потрескивал огонек в маленьком светильнике, закрепленном в изголовье, да слабый ветерок слегка шевелил кисейные занавеси балдахина.

– Человек, – послышался тихий шипящий голос, – очнись, человек…

Я пригляделся к занавесям и неожиданно увидел два горящих багровым светом булавочных огонька. Обладателем этих злобных глазок являлось маленькое существо весьма отвратного вида. Тельце размером с кулак взрослого человека венчали крылья, доставшиеся ему явно от летучей мыши, на плечах сидела уродливая голова, оснащенная кривыми рожками, пальцы ног и рук заканчивались изогнутыми коготками, которыми оно и цеплялось за занавесь, помогая себе хвостом, обвившимся вокруг одного из шнуров. В общем, вылитый чертик, у которого отсутствовали лишь копыта.

– Человек, – опять завело свою песнь странное создание.

Я приподнял голову. Увидев, что я проснулся, существо поднесло скрюченный палец к губам, призывая к молчанию. Затем оно поманило меня за собой и, сорвавшись с балдахина, нырнуло в дверной проход.

Я осторожно поднялся, стараясь не разбудить сладко посапывающую рядом Сейлин, и вышел за ночным гос­тем.

Существо сидело на подоконнике в соседнем зале, ожидая меня. Я внимательно огляделся, одновременно прислушиваясь. Вроде все вокруг было тихо. Никто не покушался на покой моей женщины. Рассудив, что существо, которое можно убить щелчком, не представляет особой опасности, я приблизился к ночному гостю.

– Мы с тобой одной крови, – прошелестело существо, уставившись на меня красными глазками.

– Может быть, – пожал я плечами, – но я не уверен. Что тебе надо?

– Еды, – жалобно посмотрел на меня ночной гость, – Покорми меня, человек.

– И что ты предпочитаешь? – улыбнулся я такому явному попрошайничеству.

– Кровь, – ответило существо.

– Ничего себе заявочка… И чью кровь ты предпочитаешь?

– Твою. Мы с тобой одной крови…

– Так ты вампир? – Я был неприятно поражен. – И с какой стати я тебя должен кормить своей кровью?

– Я не вампир, – отрицательно помотало головой существо. – Мы с тобой одной крови.

– Что ты все заладил: одной крови, одной крови!.. – Я уже порядочно разозлился. – Если это все, что ты можешь сказать, убирайся прочь.