Небо Атлантиды - Антон Первушин Страница 20

Процесс подъема носовой части «К-129» – той, где находились баллистические ракеты, каюта капитана и шифр-рубка – происходил следующим образом. 4 июля 1974 года судно «Hughes Glomar Explorer» пришло в определённую заранее точку. За две недели до этого оно зашло на остров Санта-Каталина, где в закрытой бухте его поджидала баржа «НМВ-1». Здесь провели процесс перегрузки: баржу медленно погрузили и зафиксировали на глубине 30 метров. Затем над ней встало судно «Hughes Glomar Explorer»; створки его центрального разъема раздвинули и две форменные колонны опустили в воду; в это время по сигналу компьютера крыша баржи откатилась, и колонны переместили захватное устройство внутрь судна – в «лунный бассейн». Как только захват попал на борт, створки были закрыты, а вода откачана. После этого на судне провели огромную и невидимую для постороннего глаза работу по монтажу захватного устройства, присоединения всех кабелей, шлангов и датчиков.

По прибытии на место катастрофы несколько суток ушло на точную координацию судна и стабилизацию его положения над «К-129». Это обеспечивалось с помощью новейшей автоматической системы удержания на месте ASK. Потом в океанские воды стали уходить девятиметровые трубы, которые автоматически свинчивались друг с другом, образуя колонну чудовищных размеров с захватом на нижнем конце. Контролировали сборку подводными телекамерами. Всего было 600 труб – каждая весом с двухэтажный автобус.

Через 48 часов захват оказался прямо над носовой частью «К-129», и за рычаги управления сел главный конструктор подводной платформы – слишком велико было искушение стать не только теоретиком, но и исполнителем кульминационной части операции. Управляемый неопытной рукой захват ударился о грунт – конструктор неверно рассчитал расстояние до лодки, поскольку не учёл эффекта преломления света в воде. От удара одна из клешней треснула. Тем не менее оператору удалось захватить фрагмент «К-129». Спустя ещё несколько часов носовая часть оказалась в «лунном бассейне».

Когда сошла вода, к носовой части советской подложки подошли эксперты ЦРУ и Пентагона. Им предстояла огромная работа по изучению останков чужого военного корабля, и они не скрывали своего энтузиазма. Только один человек из всех командированных в эту экспедицию специалистов не проявил совершенно никакого интереса к искорёженной груде стали – его пригласили сюда не за этим, а «излишней» любознательностью он никогда не страдал. Этим человеком был переводчик Госдепартамента Питер Бак – один из лучших американских специалистов по русскому языку.

* * *

Бак начинал свою карьеру в качестве технического переводчика Пентагона. Затем – служба в Западной Германии, после демобилизации – должность в аппарате ООН. При президенте Джоне Кеннеди он устроился его личным переводчиком, однако всегда мечтал о мантии юриста, а потому демонстрировал абсолютное равнодушие ко всему русскому-советскому, кроме языка. В его обязанности на последней должности, правда, входило изучение московской прессы и «толстых» литературных журналов, однако делал он это на чистом «автопилоте», без огонька, а потому отчёты получались у него сухими и малосодержательными. Однако в октябре 1962 года всё изменилось. После того, как на пике Карибского ракетного кризиса он познакомился с содержанием загадочного письма президенту от одного из кремлёвских вождей, отношение Питера Бака к далёкой России переменилось. Он стал интересоваться её тысячелетней историей, её классической литературой и современными политическими деятелями.

Внезапно оказалось, что это очень увлекательно. В России не было ничего, что хотя бы отчасти напоминало ту упорядоченную ясность правовых и процессуальных норм, которым Питер Бак собирался посвятить свою жизнь, однако в ней чувствовалась какая-то тайна, какая-то сокрытая от постороннего, даже и пристального, взгляда сущность, вокруг которой, словно вокруг оси, вращается пёстрая многонациональная карусель народов, волею исторических судеб собранных на одной огромной территории.

Много читая, роясь в архивах, заказывая самые редкие издания в Библиотеке Конгресса США, Питер Бак всё же не сумел сформулировать для себя, что это за тайна и что это за ось. До тех пор, пока в трудах одного британского философа, изучавшего Россию, не встретил предельно конкретное высказывание: «Никто лучше русских не понимает, что мы здесь ненадолго».

«Как же так? – размышлял Бак. – Танатос? Подсознательное стремление к смерти? Разве может быть смерть смыслом жизни целых народов?»

Однако потом он понял, что речь идёт не о смысле жизни. Смыслом жизни всегда и везде остаётся жизнь, а вот понимание неизбежности смерти разнится для разных народов. Так же нельзя сказать, хорошо это или плохо – то, что русские столь полно осознают сиюминутность бытия – но зато подобный подход позволяет структурировать общество, а значит, полдела они уже сделали.

Впрочем, проникновение в суть «загадочной русской души» было для Питера Бака лишь необходимым условием при решении куда более прагматической задачи – просто он всё привык делать обстоятельно, двигаясь от общего к частному. Задачей же стала попытка расшифровать смысл невнятной угрозы, которая прозвучала в письме Михаила Суслова и которая так подействовала на братьев Кеннеди, что те немедленно отбросили идею начать Третью мировую войну. Бак подозревал: в этой угрозе содержался намёк на опасность не только для братьев Кеннеди, но и для него лично, для его семьи и дома.

Что такое Копьё Лонгина, переводчик президента выяснил довольно быстро. Оказалось, что это такой христианский раритет, связанный с историей распятия Господа Иисуса Христа. Будто бы центурион Гай Кассий по прозвищу Лонгин, выполнявший обязанности начальника стражи, которая охраняла Голгофу с распятыми преступниками, нанёс этим ритуальным иудейским копьём «удар милосердия», прервавший муки Сына Божьего. В течение веков легендарное Копьё переходило из рук в руки – от одного европейского правителя к другому, и считалось, что оно приносит воинскую удачу тому полководцу или народу, который им владеет. Последним из известных всему миру политиков, который претендовал на то, чтобы называться владельцем Копья, был Адольф Гитлер. Он самолично забрал его из Сокровищницы Габсбургов Музея Хофбург, что в Вене, сразу после аншлюса Австрии. Когда Третий рейх пал, а Гитлер покончил жизнь самоубийством, американские оккупационные войска вернули Копьё в Сокровищницу. Некоторые комментаторы, правда, утверждали, что американцам досталась лишь копия Копья, а подлинная реликвия была отправлена нацистами на секретную базу в Антарктиде…

Если сопоставить эти данные с тем, что Питер Бак почерпнул из письма Суслова, то вырисовывалась довольно интересная картина: оккупационные власти подсунули венскому Музею ещё одну копию, забрав себе то, что считали подлинным раритетом, но просчитались – кремлёвский корреспондент дал это понять со всей ясностью. Какое отношение Копьё Лонгина имело к разрешению Карибского кризиса, Питер Бак пока не уловил, но предполагал, что само по себе оно мало что значит – важен сам факт обладания реликвией.

Смущало переводчика только одно: все сведения по истории Копья он почерпнул из дешёвых изданий в мягкой обложке, которые в книжных магазинах обычно ставят на одну полку с романами о жукоглазых пришельцах, человекоподобных роботах и прочих франкенштейнах доктора Моро. Получалось, что столь серьёзные люди, которыми безусловно являлись братья Кеннеди и Михаил Суслов, верят в то же самое, во что верят любители фантастических историй в духе Айзека Азимова или Роберта Хайнлайна. Более того, вышеупомянутые серьёзные и уважаемые люди придают в своих расчётах особое значение всем этим совершенно фантастическим (и невозможным в нашей реальности) вещам, становясь на один уровень (на одну полку, если угодно) с безумными поклонниками бульварной литературы, не способными уже отличить правду от вымысла, а собственный бред – от происходящего наяву. Будучи разумным и достаточно опытным человеком, Питер Бак не мог согласиться с подобным выводом. И тогда ему пришлось признать, что некоторые из сюжетов, которые так любят писатели-фантасты, основаны на реальных событиях и явлениях, сокрытых до времени от публики, но не утрачивающих от того влияния на происходящие в мире процессы.