Интриги дядюшки Йивентрия - Максим Ельцов Страница 20

Плавно нажав на тормоз, водитель зачерпнул полную кружку кофе, и к моменту, когда грузовик остановился возле увешанного репейниками Йозефика, ее содержимое уже омывало внутренние органы. И невежливо понукало содержимое предыдущей кружки покинуть помещение.

Шофер выпрыгнул из кабины, с хрустом потянулся, попинал колесо в качестве дани традиции, подошел к обочине и начал справлять малую нужду, которая оказалась весьма большой, во всяком случае, по литражу. В процессе орошения придорожной растительности он насвистывал примитивный мотивчик из разряда «Крутил баранку – волки посадили» и любовался звездным небом красными от недосыпа глазами.

– Ты случаем не из этих? – Шофер неопределенно махнул рукой в сторону вырисовывающегося на фоне звездного неба темного здания Луприанского психиатрического хосписа строгого режима № 29 и с некоторой опаской скосил глаз на Йозефика.

– Если вы имеете в виду это милое заведение на холме, то нет, я не оттуда, – не моргнув глазом соврал Йозефик. – Но знаете, как говорится, у всех свои тараканы в голове.

Очарованный собственным остроумием, он улыбнулся, что вкупе с голодно блестящими глазами и общим потрепанным видом завершило образ беглого сумасшедшего. Выбирать попутчика было особенно не из кого, поэтому шофер пожал плечами, и звонкий поток забарабанил по лопухам с новой силой.

– Тогда залезай. Подброшу.

– До Лупри?

– Ну, это как повезет. Я в Лупри только проездом, а так на юг двигаю.

Йозефик нахмурился от тщетных попыток вспомнить, где находится проклятый Келпиел-зи-Фах с хладным трупом его дядюшки. Память отказывалась выдавать информацию, которой никогда не обладала.

– А Келпиел-зи-Фах на юге? – с робкой надеждой спросил он.

– С каких это пор Келпиел на юге? Эта треклятая дремучая дыра на севере, в предгорьях этих, как их там? Ну, гор, короче. Заповедник монархизма. – Шофер возмущенно плюнул, будто какой-то коварный монарх ему в суп написал.

– Значит, на севере. – Мечта заполучить в наследство виллу на солнечном морском берегу сделала ручкой. – Хотя бы до Лупри подбросите?

– Ага. Залазь.

Поток иссяк, и скрипнула молния. Шофер чертыхнулся и начал странно дергаться, не убирая рук из области ширинки. После облегченного вздоха он обернулся к Йозефику с заговорщическим видом.

– Пипку прищемил.

– Да что вы говорите, – только и смог выдавить Йозефик, пытаясь вскарабкаться в кабину.

Задача была не из легких. Новые грузовики вообще были труднооседлываемым транспортом. Неизвестный инженерный гений с садистским удовольствием разместил подножку на высоте груди взрослого человека, поэтому без определенной акробатической подготовки можно было сказать «прощай» мечте оказаться внутри хромированного и лакированного мастодонта дорог. Не желая рисковать целостностью штанов, Йозефик утвердил на асфальте свой чемодан и уже с него покорил кабину. Потом пришлось помучиться и повисеть вниз головой во вздувающих вены на лбу попытках дотянуться до багажа. Наконец его усилия увенчались успехом, и он втащил свое многострадальное имущество в кабину и смог расслабить свои не менее многострадальные телеса.

Шофер, несмотря на его отнюдь не великанские габариты, оказался в кабине как по мановению волшебной палочки. Без лишних усилий, это точно. Утвердившись на своем рабочем месте и поудобнее пристроив профессиональный геморрой ^[3], он без задней мысли протянул Йозефику руку – освободительницу пипки из цепких лап молнии.

– Реджо Кетр. Старший, естественно.

– Йозефик вир Тонхлейн. Последний, полагаю, – не смутившись, пожал протянутую руку молодой человек.

Кетр завел двигатель, и стальное чудовище нехотя поползло вперед. Внезапно он нажал педаль тормоза, при этом крышка никелированного кофейного бака откинулась, а Йозефик прикусил язык.

– Как неловко-то получилось, ко мне тут, можно сказать, гость зашел, а я как этот, как там его… В общем, это, кофейку, может?

Голодный вир Тонхлейн с вожделением воззрился на густой ароматный напиток, впитавший в себя нотки горючего, масла, резины и асфальта. О выделениях Реджо даже думать не хотелось. В голове раздалось недовольное урчание. Это желудок осуждал голову за чрезмерную привередливость.

– Так кофейку?

– Буду вынужден не отказаться.

Махина опять двинулась. Йозефик с некоторой долей удовольствия прихлебывал без меры горячий и сладкий кофе и исподтишка рассматривал водителя. Он пытался определить, есть ли у Кетра хоть какие-то особые приметы, что-то яркое и выделяющееся. За прошедший день у вир Тонхлейна выработалась теория, согласно которой человек с какой-либо яркой деталью в облике являлся опасным сумасшедшим. С облегчением он понял, что, кроме мокрых пятен на штанах, глазу было зацепиться не за что. Это вселяло уверенность в завтрашнем дне. Не пятна, конечно, а обычность шофера.

– Ты меня, если отрублюсь, толкни, ладно? – вернул Йозефика с небес на землю Кетр. – А то я уже и не помню, в каком городе последний раз спал. Помню только, что клопы искусали. А! Вспомнил. Это же в гостинице этого доходяги… Как там его… А, нет, не вспомнить. Вообще-то не очень-то и искусали, но неприятно все равно. Что же это получается, я деньги плачу, да еще и его домашнюю скотину кормлю, клопов евоных? Жирновато ему будет! Правильно я говорю?

Йозефик только безразлично моргнул в ответ и устало подумал, что со своим везением он имеет все шансы поучаствовать во второй аварии за день. Но, кажется, все собиралось обойтись без эксцессов. Кетр обрадовался возможности с кем-то поговорить, и теперь ему было не до сна. Он основательно сел Йозефику на уши. Как всегда бывает в клинических случаях словесного поноса, ухватить нить повествования было крайне трудно. Вполне вероятно, что ее вообще не было. Секрет поддержания беседы в таком случае весьма прост – нужно хоть как-то реагировать на некоторую комбинацию слов, которая, уж поверьте, будет повторяться с завидной периодичностью.

Йозефика укачало, и он погрузился в приятную теплую дремоту, к сожалению, не способную стать полноценным сном, так как в самый неподходящий момент она развеивалась очередным «правильно я говорю?». Конечно, не предел мечтаний, но теперь Йозефик двигался к цели с определенным комфортом.

С вершины холма, на который грузовик влетел под скрежет коробки передач, открылся вид на огни Лупри. Бесстыдно яркие в старом городе, тусклые и редкие, как зубы старухи, в Новом конце. По реке ползали похожие на светлячков прогулочные лодочки, набитые озябшими от водной прохлады влюбленными.

С холма дорога и грузовик вместе с ней ныряли в невероятно старый и неухоженный парк. Он был засажен дубами еще при Викрелентеле Мохнатом, получившем свое прозвище, вопреки обыкновению, не от современников или ближайших потомков, а от историков. Его правление пришлось на столь давнее время, что уже все отголоски и свидетельства мхом поросли. Практически все наследие этого монарха уже поглотила земля, заручившаяся поддержкой времени. Но парк сохранился в первозданном виде. Во всяком случае, сохранилась его основная идея. Это было место с деревьями, предназначенное для отдыха. Только вот если в былые времена люди под кронами дубов находили место для отдыха, то теперь посетители парка, вероятнее всего, нашли бы вечный покой в корнях все тех же гостеприимных дубов. Со времен посадки дубы разрослись до циклопических размеров, постепенно вытеснили все другие растения и творения рук человеческих. Хотя местами еще можно было увидеть очертания парковых скамеек и статуй где-то на нижних ветвях, заросших темным сочным мхом.