Двойной эффект  - Таль М. Кляйн Страница 2

Первым делом я услышал чье-то бормотание.

Что, к чертям, за дела? Молнией меня ударило, что ли?

Опять бормотание.

Женский голос. Что он говорит, я не понимал, но да, голос был, несомненно, женский.

Я был в таком смятении, что не мог сосредоточиться ни на словах, ни на том, кто их произносит. Был только этот ужасный звон. И лиловый цвет.

В детстве, рассердившись, я зажмуривался как можно крепче. И постепенно чернота становилась лиловой.

Откройте глаза!

Мои веки не реагировали. Я видел только лиловое.

Я вспомнил, что как-то прочел, будто мозг слепого человека перестраивается, начинает использовать зрительную кору для улучшения обработки информации, поступающей от других органов чувств, например, органов слуха или осязания. Благодаря этому слепые иногда учатся использовать эхолокацию – отражение звуковых волн, – чтобы создать мысленную картину своего окружения, словно летучие мыши или дельфины.

Это умел Эйб, один из парней, с кем я работал. Он родился слепым, но его родители принадлежали к «фундаменталистам трех религий» и поэтому не позволили ему в детстве получить имплантаты. Став старше, он отказался от религии и сбежал из дома. В возрасте двадцати лет ему наконец установили коммы, но от зрительных имплантатов он решил отказаться. Слепота стала центром его самосознания. Помню, он говорил, что способен определить расстояние до объекта, его размер, плотность и текстуру, щелкая языком три раза в секунду. Я видел фото – как он ходит и ездит на велосипеде, так что, возможно, он говорил правду. Но он был хитрован вроде меня, так что запросто мог соврать напропалую.

Чисто по приколу я попробовал щелкнуть языком.

Щелк. Щелк. Щелк.

Получилось. Конечно, не эхолокация, но язык работал! Прогресс.

Я попытался открыть глаза. Слишком яркий свет!

Голоса звучали все более внятно. Я слышал бормотание на каком-то из ближневосточных языков. Кажется, это был один из языков Леванта ^[4].

Я понятия не имел, где я и кому принадлежит расплывающаяся у меня перед глазами голова, пытающаяся со мной разговаривать. Потом кто-то посветил мне в глаза чем-то вроде «допросной лампы», ослепив меня и вызвав еще более сильную головную боль.

– Эй! Прекратите!

Кажется, работали и голосовые связки.

– Алан хабиби, – приветствовало меня размытое лицо. Я уловил запах кардамона и жасмина. – Меня зовут Ифрит. Как вы себя чувствуете?

– Плохо. Можете перестать светить мне в глаза? Пожалуйста.

Свет погас.

Она снова спросила, как я себя чувствую.

Я потер виски и застонал.

– Ну, я еще живой.

Смутное лицо Ифрит начало обретать четкость. Ей было лет тридцать с небольшим или немного меньше, привлекательные ближневосточные черты, волосы цвета кофе, темные миндалевидные глаза и смуглая кожа.

– Простите, что пришлось воспользоваться электрошокером, но наша система безопасности не любит непрошеных посетителей.

– Ну спасибо. Наверное.

Я осмотрелся. Кроме этой женщины, занимавшейся мной, я не нашел ничего примечательного в комнате, где оказался. Почему она отправила меня сюда? Это был очередной конференц-зал, похожий на тот, из которого я только что сбежал, хотя относительная скромность убранства говорила о том, что у того, кто использует этот зал, гораздо меньше средств на обеспечение эстетических запросов. Например, стол, на котором я лежал, из пластика, а не деревянный, стулья не такие «комфортно эргономичные» и гораздо более «болезненно прагматичные». Но у двери средних размеров принтер. Совсем новая модель, занимающая бóльшую часть стола: весьма дорогой аксессуар для такой в прочих отношениях скромной комнаты ^[5].

Но я справился. Я был жив.

Действуй!

Я мысленно репетировал этот момент перед своим бегством.

– Меня зовут Джоэль Байрам. Меня пытаются убить. У меня отключены коммы. Мне нужна помощь!

– Тише! – сказала Ифрит. – Не нужно кричать. Мы вас слышим.

Наверное, я орал. Минутку – «мы»?

Я с трудом поднял голову и попытался сориентироваться. Позади Ифрит, во главе стола, на котором я лежал, я увидел худого, с сильной проседью в волосах, элегантно одетого пожилого мужчину. Прежде всего я увидел его лоб. Там было больше морщин, чем у меня метафор для их описания.

От него ко мне змейкой плыл дым сигареты, обрамляя его лицо, словно в одном из снятых два века назад фильмов в жанре нуар.

– Он в порядке? – спросил мужчина.

Голос низкий, скрипучий.

Ифрит кивнула.

– Думаю, да.

Мужчина мотнул головой в сторону, и Ифрит, единственный человек, казалось, искренне озабоченный моим благополучием, вышла.

Я снова попытался использовать свои коммы и по координатам джи-ди-эс понять, где нахожусь. Но опять получил только досадное сообщение об ошибке: