Охотник - Матвей Курилкин Страница 2

* * *

Однако уже на второй день затворничества боевой настрой Акселя изрядно ослаб. И вместе с ним, как ни странно, уменьшилась решимость дисциплинированно сидеть дома. Положение еще осложнялось тем, что сидеть приходилось в одиночестве. Отец Акселя, гро Лундквист, должен был вернуться со смены в железной шахте только через полдюжины дней, мать с младшими братом и сестрой и того позже – они отправились погостить к тетке Акселя, кузине его матери, в район мастерских еще несколько дней назад, и вернуться должны только через семь дней. Акселя в этот раз не взяли, на что он был очень обижен – ему нравилось гостить у тетки, нравился ее дом и вообще район мастерских. Там было очень интересно, парень мог часами наблюдать за работой мастеров, которые с помощью сложных механизмов, работающих на энергетических элементах, вытачивали, клепали, паяли, прошивали, прикручивали и другими способами соединяли множество деталей, которые все вместе превращались в Изделия (именно так, с большой буквы называли результат своих трудов мастера). Процесс сопровождался лязгом, визгом, шипением пара и свистом подшипников… Вокруг туда-сюда деловито слонялись гремлины с забавными мордочками, их белоснежная шерсть была покрыта потеками масла и металлической стружкой, а в больших, блестящих черных глазах плескался такой восторг от причастности к чуду, что смотреть без смеха было невозможно. Эти полуразумные создания всегда с большим удовольствием помогали в работе мастерам, да и в заводских районах их, говорят, очень много. В детстве Аксель не понимал, почему их называют полуразумными, ведь они делают такую сложную работу, к которой сам Аксель, например, даже не представлял, как подступиться. Потом, на первом круге обучения в школе ему объяснили, что гремлины не умеют ни говорить, ни читать, не слишком понимают, для чего нужен тот или иной механизм и не умеют создавать что-то новое, однако чувствуют все неисправности и интуитивно понимают, как можно их исключить. Или даже оптимизировать и улучшить работу устройства. Для мастеров, так же как и для фабрикантов, представители этой расы стали незаменимыми помощниками. В общем, наблюдать за работой мастеров было по-настоящему увлекательно. А ведь еще можно было набрать каких-нибудь некондиционных деталей и попробовать собрать из них что-нибудь интересное… Однажды у Акселя даже получился вполне сносный метатель, которым он не преминул похвастаться в школе. Одноклассники его тогда очень зауважали. Правда, после того случая пришлось несколько дней спать на животе, а потом еще искать способ заработать, чтобы вернуть отцу деньги, которые тот потратил на лекаря для Акселя и его друзей, а также на установку стекол и окраску стен в классе, испорченных взорвавшимся метателем. Обычно-то от Акселя не требовали самостоятельно платить за помощь лекаря, если он заболеет, да и на карманные расходы отец давал достаточно, но в тот раз он был очень уж зол. И мать его поддержала. Аксель потом сообразил, что столь строгое наказание было вызвано скорее испугом, чем недовольством, все-таки руки ему тогда посекло серьезно. Удивительно еще, что глаза остались целы. Даже чувствовал себя виноватым… Правда, про второй метатель рассказывать так и не стал.

Так что Аксель был очень обижен на мать за то, что она не взяла его с собой погостить. И даже радость от того, что дом на несколько дней остается в его распоряжении, его не утешала. Он подозревал, что его не взяли с собой именно из-за того случая – опасались, как бы он не изобрел еще что-нибудь наподобие того метателя. Посчитали, что оставить его одного дома будет безопаснее. Ну нельзя же серьезно относиться к словам матери о том, что он не должен пропускать учебные дни в преддверии выпускных экзаменов? Дураком Аксель не был, учеба ему давалась легко, и к экзаменам он был давно готов. Он еще раз представил, в какой ужас придут родители, когда узнают, какие дела творятся дома в их отсутствие! Был бы кто-нибудь из них дома – наверняка бы тут же увезли подальше, как только услышали про одержимого. И сейчас Аксель считал, что это было бы к лучшему. Не пришлось бы по ночам вздрагивать от каждого шороха в пустом доме, представляя себе, как по лестнице тихо поднимается кто-то… что-то чужое и холодное. Что-то, что собирается причинить Акселю боль, много боли, а потом убить. «А может, это и к лучшему, что никого нет, – внезапно решил парень. – По крайней мере, я знаю, что никто из родных не превратился в чудовище. И никто бы не позволил родителям уехать. Кто бы нас принял? Та же тетя Агата, как только мама расскажет ей, отчего мы решили у нее погостить, тут же указала бы нам на дверь. Кто знает, может, одержимый – один из нас? И все-таки одному совсем жутко».

С трудом дождавшись рассвета, Аксель решительно выбрался из постели и, торопливо одевшись, выбежал на улицу. «Если одержимый захочет меня прикончить, двери его не остановят. А сидя дома, рехнуться можно», решил он. Парень вдохнул полной грудью и осмотрелся. Погода в этот день была удивительно хороша для конца весны – дождя не было, и, хотя вечные тучи никуда не делись, было достаточно сухо. Камни мостовой были чуть мокрые от утреннего тумана, и только. В Пенгверне редко видели солнце – девять месяцев в году были отданы на откуп туманам и мелким, моросящим дождям, и только летом тучи уходили, и жители могли насладиться солнечным светом и чистым небом, слегка подернутым, правда, смогом от многочисленных фабрик.

Подумав немного, Аксель направился по обычному маршруту. Сначала пройти по Шахтной улице, потом два квартала по Цеховой, пройти через переулок под названием Бывший Тупик на улицу Неунывающих Могильщиков, которая упрется в Мозаичную площадь, на которой и находится школа. В школе делать нечего, но куда еще можно пойти, Акселю просто не пришло в голову. «Пройдусь немного, а там придумаю», решил парень и, приняв целеустремленный и уверенный вид, зашагал по камням, машинально выбирая те, которые чуть выступают из мостовой, чтобы не замочить ног в отсутствующих сегодня лужах.

Народу, несмотря на ранний час, было хоть и меньше, чем обычно, но все равно немало. Это только для воспитанников школ в случае появления в округе одержимого жизнь замирает. Взрослые такой роскоши себе позволить не могут. Прохожие и не думали в страхе шарахаться друг от друга, да и лица их не были обезображены печатью ужаса и обреченности. Глядя на эти физиономии, привычно озабоченные своими бытовыми проблемами, и сам Аксель постепенно перестал вздрагивать, заслышав шаги за спиной. Мурашки со спины куда-то исчезли, да и напряженные плечи слегка опустились – поход в неизвестность превратился в обычную прогулку. Парень наконец расслабился и стал получать удовольствие от погожего утра. И тут же за это поплатился.

Вот только что он спокойно шел, рассматривая узоры из разноцветных булыжников на площади, и вдруг кто-то тяжело навалился на плечи и схватил за шею. Аксель с такой силой рванулся, что, вырвавшись из захвата, покатился по камням. Не оглядываясь, он как был, на четвереньках, пополз вперед, подальше от кошмара. Горло перехватило так, что даже закричать было невозможно.

Прийти в себя Акселя заставило только совершенно неприличное ржание, доносившееся откуда-то далеко позади. Заливистый смех, прерываемый всхлипами – кому-то было настолько весело, что даже воздуха не хватало. Аксель заставил себя остановиться и медленно поднялся на ноги. Обернулся. Метрах в тридцати сзади обнаружился Руне Блумквист – однокашник и хороший приятель Акселя. Парень ощутил непередаваемый коктейль эмоций, в котором преобладало облегчение, стыд и досада – надо же было так попасться! Но делать нечего, не убегать же теперь. И Аксель побрел к товарищу.