Поле боя - Украина. Сломанный трезубец - Георгий Савицкий Страница 2

Сначала на волне всеобщей эйфории от обретения не известной никому «свободы» ничего не замечалось. Но потом близость неприятностей почувствовали все. Металлургические заводы распродали с молотка, на «Южмаше» «по конверсии» стали выпускать вместо высокотехнологичных ракет троллейбусы, авианесущие крейсера перестроили в плавучие казино и продали какой-то «левой» фирме. Украина стремительно неслась в пропасть под руководством «желто-блакитной» коалиции и президента в «стильном оранжевом галстуке», как пел Валерий Сюткин. И все прекрасно знали, кто дергает тайные ниточки власти в этом кукольно-живом театре абсурда. Знал это и капитан Воздушных сил Украины.

Олег Щербина тяжело вздохнул — «независимые», блин. От чего независимые? Ладно, хрен с ними, хорошо, что хоть топливо на полеты нашли. И то — потому, что скоро трехсторонние учения Россия — Украина — США. Он осмотрел самолет, расписался в журнале техника.

— Что нахмурились, товарищ капитан? — встревожился прапорщик. — Я два раза все проверил…

— Все нормально, Павел Филиппович, — успокоил старого служаку летчик — Просто, когда я эти трезубцы вижу, мне на душе скверно становится.

— А, перемелется, — махнул рукой прапорщик. — Думали, хуже будет, а вон ничего, живем.

— Ага, — рассеянно ответил Щербина, взбираясь по стремянке в кабину.

Здесь он чувствовал себя на своем месте. Привычно осмотревшись, Олег застегнул замок парашюта, техник, взобравшись следом, помог подтянуть привязные ремни.

Так, проверить давление в основной и резервной гидросистемах, стояночный тормоз, отрегулировать связь, гирополукомпас, высотомер по давлению… Олег повернулся к технику и показал большой палец.

— Стремянку убрать!

— Есть убрать.

С легким шелестом опустился прозрачный фонарь кабины, отсекая все аэродромные звуки и суету.

— Ручей, я — 801-й, на борту порядок, разрешите запуск.

— Восемьсот первому запуск разрешаю.

— Понял, разрешили.

Взревели турбины, полыхнуло в камерах сгорания тугое, мощное пламя. За спиной послышался глухой рев, по «телу» истребителя пробежала легкая дрожь. Самолет ожил и рвался в небо.

— Восемьсот первому, Восемьсот второму — исполнительный.

— Ручей, я — Восемь — ноль — первый, исполнительный занял. Взлет?

— Взлет разрешаю.

Отпущена гашетка колесных тормозов, полный газ! Два истребителя легко разбегаются по бетонке, ручку на себя — и вот он, долгожданный миг перехода в третье измерение! Легкая перегрузка вдавливает в кресло — первое приветствие неба.

— Я — 801-й, взлет произвел, шасси, закрылки убраны, зеленые горят. Иду в наборе.

— Я — 802-й, взлет за 801-м визуально. Шасси, закрылки убраны, иду в наборе.

— Я — Ручей, 801-му, 802-му, отход курсом сто восемьдесят. Занимайте четыре тысячи, зона пять.

— Ручей, я — 801-й, прием. Вас понял, отход курсом «один — восемь — ноль». Занимаю четыре тысячи, пилотажная зона пять.

Ровно гудели турбины, под крылом расстилалась облачная равнина, в разрывах которой виднелись зеленые поля, перелески и блестящие жилки рек Разгар весны — апрель, скоро майские праздники, а еще раньше — начнутся долгожданные учения, подготовкой к которым их мурыжили уже больше года.

Олег привычно осмотрелся, слева, выше и позади его висел истребитель ведомого. Олег усмехнулся. Юрка был молодым и горячим, но машину чувствовал, что называется, «пятой точкой» и строй, несмотря на все фортели ведущего, держал. А пилотажем на таком сверхманевренном истребителе, как Су-27, Олег Щербина владел в совершенстве, летать для него было призванием и делом всей жизни.

— Занял зону пять, задание?

— Восемьсот первому, Восемьсот второму пилотаж парой разрешаю. От двух до пяти. Олег, полегче на виражах.

— Я — Восемьсот первый, понял, разрешили. Работу начал, ведомый, держи хвост.

— Я — Восемьсот второй, вас понял, прикрываю.

Ручку вправо, правую педаль вперед до отказа, полный газ! Су-27 накренился в глубоком вираже, привычно сжала тело перегрузка. Олег мельком бросил взгляд на зеркала заднего вида, укрепленные изнутри на козырьке кабины. Ведомый выполнил фигуру четко, следуя за истребителем командира. Нормально…

Теперь — левый вираж с минимальным радиусом. Взревев двигателями, «сушка» развернулась практически вокруг хвоста. Переворот через крыло! Земля и небо меняются местами, тяжелый истребитель падает в многокилометровую бездну. Ручку на себя, свинцовая тяжесть разливается по всему телу, багровой пеленой туманит глаза. Но Су-27 задирает острый нос, увенчанный штангой ПВД, [2]и уверенно идет вверх. Пользуясь избытком скорости, Олег повел свой истребитель на петлю. В верхней точке фигуры он поднял щиток светофильтра и, насколько позволял заголовник катапультного кресла, откинул назад голову. В глаза ударили яркие лучи солнца, за спиной терялась в дымке тонкая черта горизонта, а вокруг было небо…

Замерев на мгновение в верхней точке петли, истребитель стремительно пошел вниз. Отрицательная перегрузка попыталась выбросить летчика из кабины, но сработала автоматическая система притяга привязных ремней. Выход из пикирования — и новая фигура высшего пилотажа.

Два стремительных истребителя, словно связанные невидимой нитью, грациозно чертили следами инверсии сложные траектории фигур высшего пилотажа.

И напоследок — «кобра Пугачева»! Олег разогнал до предела свой истребитель, резко взял ручку на себя, одновременно потянув РУД [3]назад до защелки малого газа. Истребитель резко встал вертикально, отклонив фюзеляж чуть назад, распахнув «змеиный капюшон» широких стреловидных крыльев. Синхронно зависнув между небом и землей, два Су-27 затем стремительно рванулись вперед, в броске, которому позавидовала бы и сама королевская кобра!

— Восемьсот первый работу закончил, возврат на «точку», прием.

— Ручей вас понял. Возврат на «точку» разрешаю, конец связи.

Два истребителя легли на крыло в широком развороте. Олег улыбнулся — хорошо слетали, черт возьми!

После приземления Юра подошел к ведущему:

— Товарищ капитан, разрешите получить замечания?

— Нормально. Только на вертикалях будь внимательнее.

— Есть! — Юрий четко бросил правую ладонь к поднятому забралу светофильтра защитного шлема.

«Когда-то эта воинская традиция произошла именно оттого, что рыцари, сходясь друг с другом, открывали забрала своих шлемов, чтобы продемонстрировать дружелюбие. Теперь иные рыцари носят иные шлемы, а традиция вот осталась», — подумал капитан.

А ведомый-то горяч. Горяч, но летает неплохо. В чем-то Юрка напоминал ему себя самого в молодости. Хотя тоже мне, старик нашелся. Щербина хмыкнул.