Рейхов сын - Сэй Алек Страница 2

— Герр оберлейтенант! Есть один живой! — донесся взволнованный крик Ортруда. Юноша быстро справился со скрутившим его спазмом, и в дальнейшем вполне успешно исполнял свои ефрейторские обязанности. [3]

Все присутствующие тут же поспешили на зов фаненюнкера.

Когда Шварц и Фишер добрались до места обнаружения выжившего, там уже был ротный санитётерфельдфебель Северин с еще более мрачным, чем обыкновенно, лицом, меряющий пульс едва заметно дышащему пареньку лет четырнадцати-пятнадцати. Удивительно, но молодой человек выглядел сравнительно целым, что «ротный коновал» и не замедлил подтвердить:

— Открытых ран нет, переломов, кажется тоже, — сообщил он фон Берне. — Конечно, могут быть внутренние ушибы и гематомы, разрыв органов…

— Ты, как всегда, оптимистичен, Ганс, — скривился Шварц.

— … однако на это ничего не указывает. Я бы предположил шок от контузии. Кроме того, он, вероятно, наглотался морской воды.

Словно услыхав его слова, мальчик приоткрыл глаза, обвел окружающих мутным взглядом и простонал:

— Pit'.

— Что он сказал? — спросил ротный. — Кто-нибудь понимает по-русски?

— Он попросил пить, герр оберлейтенант, — сообщил оберягер Бюндель. — Я знаю русский.

Ни говоря ни слова, Дитер фон Берне отцепил от пояса свою фляжку, открыл ее и поднес горлышко к губам пацана. Тот сделал несколько жадных глотков, поперхнулся и закашлялся.

— Пока довольно, герр офицер, — Северин мягко отстранил руку с фляжкой. — Обезвоживания у него нет.

— Бюндель! — фон Берне обернулся к оберягеру. — Спросите у него, хотя бы, как его зовут.

— Яволь. — Унтер встал на одно колено рядом с пареньком и по-русски, медленно и раздельно, произнес: — Как тьебя зов'ут, мальчьик?

— Гена… Кудрин, — тихо прохрипел тот, и снова потерял сознание.

— Was?!! — всем присутствующим показалось, что сейчас у оберягера глаза лопнут от изумления.

— Что он сказал? — поинтересовался фон Берне.

— Прошу простить, герр оберлейтенант, но, если я правильно понял, он утверждает, что его имя — Гейнц Гудериан!

Герзе, казармы I-го батальона 100-го горного полка.

12 марта 1940 года, 08 часов 25 минут.

В иное время года и при иных обстоятельствах Дитер фон Берне с удовольствием побывал бы в этом городке. Прекрасные пляжи, приятные пейзажи — тишь, благодать… Деревня чертова. Или как это турки называют? Аул? Или не аул? Надо бы узнать, потому как от командования пришел приказ: «Офицерскому составу выучить турецкий язык в кратчайшие сроки, для максимально полного взаимодействия с союзниками». Видел Дитер этих союзников — без слез на таких вояк и не глянешь. Не радовали турки оберлейтенанта ни вооружением, ни выучкой. Да и участившиеся переезды также отнюдь не радовали. Вроде бы едва-едва успели обустроиться под Бухарестом, обжиться — и тут раз тебе, и такой поворот. Быстро пакуй вещи и отправляйся в Турцию, незнамо от кого ее защищать.

Вернее — от кого, это-то, положим, отлично известно. А вот весь вопрос в том — на хрена? Мало того, что Кригсмарине в полном составе уже который день не может выловить в луже, именуемой Балтийским морем, франко-британскую эскадру — да что эскадру, даже торпедированный подводниками английский авианосец изловить не могут, сжигая тонны топлива почем зря, — так теперь русских не только на море, их еще и на суше надо защищать! Прут англичане с французами на вас через Турцию, так помогите президенту Ине… Ину… Инёню (вот фамилия — язык сломать можно!), введите войска с Кавказа. Ах, там восстания? И в Крыму тоже? И на Украине? А почему в Фатерлянде никто восстание не поднимает? А потому, что если б в Рейхе были недовольные, их бы уже давно не было! Нет, видать, у русских фюрер, как его — Сталин? — какой-то мягкотелый. Либерал, не иначе. Вот и доминдальничался с оппозицией: война, а у него недовольные. И детишки тонут почем зря.

Зрелище пляжа, покрытого изуродованными детскими телами — в этом фон Берне не желал признаваться даже себе, — произвело на него жуткое впечатление. В первый миг хотелось того урода, который сбросил бомбы на пароход, нет, не удушить, порвать на множество кровавых кусочков, причем ме-е-едленно. Чтоб помучился, гад. Это потом уже холодный разум убеждал своего владельца, что пилот британского «Mosquito» не знал, что или кто находится в трюмах корабля: люди, нефть, военные грузы для турецкой армии, или, например, грузинское вино. Человек просто выполнял поставленную задачу — топить все, что плавает. Знай он о пассажирах, отвернул бы, наверное, ручку штурвала, не сбросил бы свой смертоносный груз на старую калошу… Но это понимал разум. А руки-то все равно чесались.

— Ну, как там мой недоутопленник? — поинтересовался Дитер, входя в лазарет.

Лазаретом, конечно, это помещение можно было назвать весьма условно. Батальон прибыл в Герзе всего два дня назад и еще не обустроился в выделенном местной магистратурой, или как оно у турок называется (фон Берне мысленно поставил себе в памяти галочку рядом с галочкой про деревню), здании системы «барак», класс — «слабо благоустроенный», тип — «давно нежилой». И даже прекрасный песчаный пляж рядом с казармой не радовал, как и близость моря. Холодно, черт возьми! Март месяц. Какое уж тут загорать да купаться? Война, опять же…

— Недурно, весьма и весьма недурно, — отозвался командующий этим заводом по оздоровлению Вермахта, штабсартц Рот. — Небольшая контузия, совсем пустяковая, ни заикаться, ни непроизвольно дергаться и мочиться в постель не будет. Ну, и некоторое сотрясение мозга. Два-три денька на койке проваляется и будет как новый. А с учетом того, какой он недокормленный — так и получше, пожалуй.

— Что, интендант Зюсс поставил парнишку на довольствие? — хмыкнул оберлейтенант.

— Да куда б он делся? Приказ самого майора Шранка. Да и без приказа бы поставил, — врач махнул рукой. — Он же интендант, а не чудовище какое.

В том, что касается интендантов, Дитер имел прямо противоположное высказанному штабсартцем мнение, которое, впрочем, благоразумно оставил при себе.

— Ну, а сам парнишка что говорит про себя, Берко?

— Димо, ты меня прямо удивляешь. Откуда ж мне быть в курсе, если я по-русски знаю только три слова: Lenin, Stalin, tovarisch.

— А… как же ты его тогда опрашивал? — изумился фон Берне.

— А твой Бюндель на что? Вот через него и опрашивал.