Вектор: Жизнь и смерть - Никита Чирков Страница 2

Еще одна мысль, подобная той, которая посетила его в момент проверки времени, снова дала о себе знать – но уже напоминала скорее некий зуд, приблизивший его к раздражению. Все было просто: появись что-либо из здешней фауны, жаждущей его смерти не из-за гнева или личных обид, а попросту желая наполнить желудок, – тогда ему бы запомнился этот день хоть чем-то, хоть каким-то событием, достойным отметки на календаре. Вот уже пять дней не было ни одного живого существа, некогда бывшего человеком или одним из привычных животных, занимавших место на станции Вектор не только для создания уюта и ощущения сотрудниками дома, но и для научных экспериментов. Несмотря на попытки оградиться от незваных гостей с зубами и клыками, все же не раз бывали случаи проникновения на его территорию, которую, к слову, не он выбирал в свои личные апартаменты.

Убедившись в отсутствии малоприятных созданий, Портер захотел сделать несколько выстрелов – хоть куда-то, хоть во что-то. То ли преследуя цель развлечь себя, то ли желая убедиться в собственных силах, он так этого хочет, что, игнорируя боль, сжимает левой рукой дуло со всей силой, пока тарабанит указательным пальцем по курку, имей который меньший предел упругости, уже бы отработал свое назначение. Находясь под давлением от очередного до зуда в затылке, предсказуемого и словно повторяющегося из раза в раз дня, Портер почти срывается и, топчась на месте, позволяет мышцам рук сокращаться, не находя им окончательного положения, используя оружие как нечто такое, что хочется сломать, согнуть или смять под всеми доступными углами. Злясь и гневаясь на все, буквально все, словно эта пустота вокруг сдавливает его и кажется, будто он – часть какой-то жестокой шутки, смысл которой невозможно понять. Ведь если это и шутка, то безумно злая и совершенно несправедливая. В любом случае – если он и заслужил это, то явно расплатился уже сполна.

Вполне ожидаемо, что после громкого, разрывающего горло и мучающего легкие крика, призванного выпустить ярость, с чем он справляется отлично, чуть ли не падая на колени от потери контроля над собой, наступает то чувство, которому он всегда рад, – голод. Как и положено по распорядку дня, он ощущает урчание в животе, которое, на удивление, позволяет снова познать нечто хорошее и приятное, в какой-то мере заслуженное: ведь экономия ограниченного запаса еды повышает ее ценность.

Лишь утро и вечер по его личному графику стали приятным временем потребления пищи, взяться которой более неоткуда, во всяком случае пока что – над этим вопросом он еще работает. Конечно, ее мало, приходится ужиматься до небольших порций на два раза в день, и впору бы отловить одного из здешних монстров, используя навыки предков, – но таковых не было давно. Да и он пока не готов отдаться примитиву существования. По его расчетам, собранной ранее из столовых Вектора еды должно хватить еще на месяц. Уж за это время, уверен он, получится, возможно, не только найти дополнительный провиант, но и, в мечтах, конечно же, найти выход. И это – главным образом сдерживающий фактор, с одной стороны, позволяющий не отвлекаясь делать свою работу, а с другой – лишающий его риска встретить свою смерть.

Изначальная идея отправки секретной информации представителям журналистики и по совместительству коллегам всецело лежит на его плечах. Ведь правду, приведшую не просто к трагическим, но и к крайне немыслимым по своей извращенности жертвам на исследовательской станции Вектор, не сможет сформулировать и переслать никто, кроме него. Причина этого кроется не в наличии совести или добрых намерений, и уж точно не в жажде выгоды или наживы – а в самом простом и в то же время пугающем факте: он один на этой станции – последний человек. Прибыв сюда слишком поздно, Портер сразу же столкнулся с последствиями ужасного эксперимента, предпринятого благородными мотивами, но оставившего после себя лишь страшные последствия и худшие проявления как человеческого вида, так и животного.

А вот причина, по которой он остался взаперти, но не в пределах огромной станции Вектор, потерянной в глубине космоса, а всего лишь этой комнаты связи, зачастую казалась ему несправедливой. И не было тех слов, которыми он не вспоминал повесившего замки человека, заведомо позаботившегося о том, чтобы дать понять, почему было принято такое решение в отношении Портера. История жизни последнего человека, с которым общался Портер, дала множество ответов о причинах происходящего, раскрыла немало тайн станции, открыла немало дверей… Но лишь одну оставила запертой – за которой крылся ответ на вопрос: правда ли было все то, что произошло с ним? Поначалу Портер не верил ему, ибо принятие за истину долгой и трагичной истории пребывания этого странника на Векторе означало согласие с его решением изолировать недавно прибывшего журналиста – следовательно, это станет подтверждением собственных, как он это называет, «недугов», что лишь ждут времени, чтобы проявить себя. А «недуги» эти могут проявляться в крайне разных и необъяснимых формах, опасность которых не просто не меньше, а несоизмеримо больше, чем от любого врага, которого только можно встретить на Векторе. Тогда все произошло быстро: Портер занял это место для того, чтобы отправить весь компромат и потом убраться со станции, – но его заперли, о чем ему стало известно слишком поздно. Гнев в адрес того человека не то что бы уж быстро, но все же постепенно сменился на понимание. Дело было не в принятии фактов и понимании нынешнего положения, где шансов выжить больше, если избавиться от слепого гнева в угоду контролю и дисциплине: куда более основополагающим фактором правоты изоляции журналиста послужило то, что все же Портер оказался здесь не одинок…

«Они придут», – закрепляет он эту мысль у себя в голове. Ему все с большим трудом удается вспомнить их первый визуальный и слуховой контакт, словно его и не было никогда, а они всегда были здесь, с ним, с самого начала пребывания на научной станции, вплоть до момента, когда он оказался заперт. Но кое-что он точно помнил: как перестал переживать по этому поводу, просто приняв это за естество жизни, контроля над которым у него, к сожалению, нет. Раз уж такое происходит, то его упрямство встретит это и примет практически назло – вот только назло кому именно? Но пока этого не произошло вновь, все свои силы он предпочитает направить на простые по меркам этого места занятия.

Вернувшись в свою комнату, Портер взял из шкафа герметично упакованный готовый обед – всего лишь небольшой контейнер, вмещавший в себя замороженную смесь из мяса и крупы. Чаше всего это была овсяная каша – но он не придирчивый, да и подобный рацион содержит все необходимое, как когда-то закрепил в нем отец.

У двери в смотровую, расположенную почти по центру, стоят маленький стол и стул, приставленный одной стороной вплотную к границе с космосом. Портер подошел к раковине, как всегда, обязательно закрыв за собой дверь, и его вновь настиг короткий страх перед нажатием на кнопку, дабы налить в раскладной стакан холодной воды. Ее возможное отсутствие пугало его так же, как и нападение хищников на его единственный запас еды. Когда она полилась так же бесперебойно, как и всегда, он выдохнул с ощутимым облегчением: все же сделанные запасы воды не вечны, отчего ресурс этот крайне ценен. Бегло осмотрев себя и умыв лицо простой водой, он посмотрел в не самое чистое зеркало. Не было ни мыла, ни чего-либо подобного, так что считать себя чистым – это обманывать себя. «Ну и плевать, – думал он, – уж какой есть». Волосы успели несколько отрасти после последней, крайне непрофессиональной стрижки ножницами, борода была приличной. «Стоит, наверное, все же подкоротить», – думал Портер. «Хотя какая разница, как я выгляжу, я же не на показе сраной моды!» – вновь пронеслось у него в голове, отчего горделивая улыбка подняла ему настроение.