Последний рыцарь короля - Нина Линдт Страница 2

– Я уже, наверно, ничего не вспомню из латыни, – сказала я. – Как только закончили курс – так сразу все и забыла.

– Девочки и мальчики, – говорил в это время историк за нашими спинами, – билеты нам дали, теперь хочу представить всем, кто не знает, Артура Ковальского, моего бывшего ученика. Он изъявил желание сходить с нами в музей.

Мы с Катькой обернулись, едва услышав имя Артура. Мы не видели его с самого прощания на вокзале города Николаева, когда возвращались из Украины в Москву после завершения раскопок в греческом городе Ольвия. Артур жил и работал в Германии, изредка наведываясь в Москву. С того времени прошло больше полугода, но мы были рады увидеть его снова. Артур обнял всех, кто был в той экспедиции, пожал руки Вите и Вадику. Когда я обнимала его, мне показалось, что он стал еще выше. Артур словно еще больше возмужал за это время. Было странно видеть его не в шортах и майке. Сначала я чувствовала себя неловко при воспоминании о нашей крепкой ольвийской дружбе. Но уже спустя несколько минут мы привыкли к нему снова и пошли за историком. Артур приехал в Москву ненадолго и, узнав, что Палыч собирает нас в музее, решил, что это шанс проведать нас всех. Мы увлеченно осмотрели пару залов под руководством историка, а затем стали дробиться на мелкие группы и самостоятельно изучать витражи, картины, гобелены и скульптуры эпохи Средневековья. Посетителей в тот день было очень мало, их шаги и негромкие разговоры эхом разлетались по пустым залам. Казалось, что старушек-смотрителей и то больше, чем желающих посмотреть выставку.

Мы с Катей остановились возле миниатюр, которые лежали под стеклом, и, рассматривая их, я шепнула Кате:

– Кать, посмотри, пожалуйста, вон на того человека в черном костюме, только незаметно…

– Ну? – спросила Катя, оторвавшись от миниатюр и посмотрев, куда я просила.

– Тебе не кажется, что он повсюду ходит за нами? – краем рта спросила я, делая вид, что меня очень интересуют изображения шутов и трубадуров.

– Нет. По-моему, он просто гуляет здесь, так же как и мы.

Я не разделяла ее мнения. Я заметила этого странного типа еще в первой зале, он увлеченно разглядывал фрагмент алтаря рядом с нами. Потом он медленно двигался за нами, рассматривая не столько экспонаты, сколько нас с Катей. Это был человек невысокого роста, коренастый, крепкий, лет сорока – сорока пяти. Черные длинные волосы, которые доходили ему почти до плеч, были стянуты в хвост, но несколько более коротких, непослушных прядей выбивались из прически и падали на белый лоб. Он был бледен, я бы сказала, изможден, под глазами у него лежали темные тени. Длинный, немного крючковатый нос придавал его лицу суровость, а тонкие губы с горькой складкой у края – выражение огорчения. Он двигался с большим достоинством, заложив руки за спину, иногда вскидывая надменным и прекрасным движением голову, чтобы убрать черные пряди с лица. Пока я украдкой разглядывала его, незнакомец развернулся и смело поймал мой любопытный взгляд. Я поспешила ретироваться к Кате, Вадику и Артуру, сделав вид, что мне крайне интересна беседа, в которую они погружены.

– Я был увлечен крестовыми походами, когда учился в школе, – рассказывал Вадик, поглядывая на картину, на которой была изображена сцена посвящения в рыцари. – Даже стенгазету однажды выпустил, моя историчка была счастлива. Я был так одержим этим временем, что иногда жалел о том, что сейчас не одиннадцатый век. А потом как-то все забылось. Родители думали, я стану историком, а я вот пошел на лингвиста.

– А я никогда не любил то время, – сказал Артур. – Мне оно казалось жестоким. Этому времени не хватает элегантности, просвещенности… ну, – смутился он, поймав огорченный взгляд Вадика, – может, я мало о том периоде знаю…

– Не переживай, Артур, – сказала Катя. – Вадик всегда такой. Если он чего-то не знает, то считает, что это совершенно не нужно, а вот если что-то знает, то бесится, когда этого не знают остальные.

– Вовсе не так! – воспротивился Вадик, но Катя его шутливо толкнула в плечо, и он замолчал.

– А ты, Ольга, что скажешь? – спросил у меня Артур, и я робко подняла на него глаза.

– Видишь ли, мне всегда была интересна история любой страны и любого народа, предпочтений у меня мало. Думаю, что если бы у меня была возможность безопасного путешествия во времени, я бы обязательно отправилась бы во Францию XVII века, потому что о ней написано столько романов. Но забираться в древность особого желания я не испытываю. Средние века называют Темным временем, не хотелось бы блуждать в потемках, хочется сразу попасть в эпоху рассвета.

– Простите, что вмешиваюсь, – раздался глухой, как далекие раскаты грома, голос, и между Катей и Вадиком протиснулся тот тип в черном, которого я заметила раньше, – но я услышал невольно ваш разговор, и мне стало любопытно.

Он говорил с мягким акцентом, коверкая кое-где слова, но мне казалось, что он делает это намеренно, чтобы усилить акцент. Подойдя к нам, он улыбнулся, и я вдруг поразилась, насколько непроницаемым, при всей выразительности, оказалось его лицо. Невозможно было понять, жесток он или добр, суров или милосерден, сердится или смеется. Даже его возраст вызывал сомнения – тот, кто казался пять минут назад сорокапятилетним мужчиной, угрюмым и умудренным жизнью, теперь выглядел лет на пятнадцать моложе, более легким и приятным, не лишенным определенного очарования. В его голубых, почти прозрачных глазах невозможно было прочесть ровно ничего кроме величайшей любезности. Я бы охарактеризовала его просто: он был лукав. Лукавство искрилось в его глазах, мелькало в уголках его узких губ, он лукаво поклонился нам, даже темный перстень на его худых пальцах лукаво сверкал в свете ламп дневного освещения.

Мы с Катей переглянулись: теперь она не сомневалась, что он шел по залам за нами, выискивая возможность для того, чтобы подойти и завязать разговор.

– Хотя, если я вас отвлекаю… – он сделал паузу, предлагая нам самим закончить ее. Мы с Катей напряженно молчали, Вадик вообще не мог понять, зачем он к нам влез, и только Артур поспешил ответить:

– Вовсе нет. Хотя это была просто беседа, а не научный спор, а вы… – он сделал в свою очередь паузу, намекая на то, чтобы человек представился нам.

Мужчина легко поклонился и произнес:

– Простите, совсем забыл представиться: барон Фридрих фон Гаутштазе.

– Очень приятно, барон, – наклонил голову Артур. – Я много слышал о вас в Германии.

– О да! – засмеялся барон. – Обо мне всегда много говорят, но не всегда правду.

Его легкий немецкий акцент, с которым он произнес «говорьяат», только подтвердил во мне ощущение наигранности, но от него вдруг словно повеяло чем-то исконно немецким, до такой степени, что сомневаться более было нельзя.

– Барон фон Гаутштазе – знаменитый меценат. Его очень уважают на Западе, – представил нам повторно барона Артур. Тот повернулся к нам и уставился на меня странным изучающим взглядом. В его глазах сквозило любопытство художника или скульптора, и я почувствовала себя пустым холстом или глыбой мрамора, сырым материалом, с которым он собирался работать.