Последняя миссия, или Мир сомнамбул - Гордон Диксон Страница 19

С огромным трудом ему удалось посмотреть через проход. Габи, откинувшись на спинку кресла, с безмятежным видом глазела в пространство. Лукаса нигде не было видно.

Рейф принял прежнее положение — это далось ему легко и просто — и снова оказался в уютном коконе. Он мог видеть свои руки, безвольно лежащие на коленях. Он не был даже связан — чья-то воля полностью парализовала его; судя по всему, их тюремщики не опасались, что он предпримет какие-то действия.

Он сидел в кресле, довольный и умиротворенный, и в голове его царила абсолютная пустота.

Внезапно Рейф уловил на дне своего подсознания неясное движение — такое случается, когда выходишь из дому со смутным ощущением, будто ты забыл что-то важное.

Ощущение не исчезало. Словно крошечный зверек скребся где-то под поверхностью безразличия, владевшего им. Постепенно, сам не понимая, как это произошло, Рейф догадался, что это беспокойство и есть та часть его сознания, которая оказалась вне уютного кокона.

Какое-то время он изучал это ощущение; аппарат бесшумно пронзал верхние слои атмосферы. Постепенно картина начала проясняться. Рейф понял: всему виной его характер, не привыкший мириться с неизвестностью. Он всегда жаждал проникнуть в то, что недоступно для него, но естественно для других. Благодаря этой черте он всегда стремился только к победе.

И теперь Рейф не мог смириться с тем, что обречен на бездействие физическое и умственное — против своей воли. Он мучительно пытался пробить корку безразличия, надежно укрывавшую большую часть сознания. Неожиданно он понял, что пытается рассуждать, и тотчас всплыла четкая и ясная догадка — он способен мыслить на уровне подсознания, являвшегося источником беспокоящего его зуда. Подсознание было свободно от чужой воли.

Он сосредоточился.

И понял суть этого странного способа мышления. Требовалась чистая мысль мысль, лишенная эмоциональной окраски, не искаженная словами и символами.

Это оказалось не так уж и трудно. Желания прорвали оболочку безразличия, но в тот же миг какая-то иная мощь вновь сковала его, загоняя вырвавшуюся на свободу силу обратно в уютный плен покоя. Вспышка, скачок мыслей, снова вспышка — и Рейф понял: эти волны сродни тем, что каждую ночь погружают мир в сон. Отличие одно — они действуют избирательно, сковывая сознание, не давая двигаться, но и не усыпляя.

Впрочем — интуиция снова прорвалась на верхний уровень сознания, — если он способен справиться с обычными «сонными» волнами, то, значит, сможет побороть и эти импульсы. Надо лишь определить, каким образом они действуют, и направить все усилия на формирование определенной схемы альфа-ритмов.

На подсознательном уровне разум уже пробудился; он словно пробовал свои силы, подобно гиганту, очнувшемуся после многовекового сна.

Он сможет вырваться, он пробьет эту скорлупу апатии, необходимо лишь мыслить немного иначе. Казалось, язык мышления низвергся с высот высшей математики на уровень незатейливой арифметики. Эти два языка были абсолютно различны, но у них имелся общий корень, спрятанный где-то в глубинах его мозга.

Сейчас при помощи упрощенного, «арифметического» мышления он мог добиться не меньшего, чем раньше, когда оперировал сложными символами и понятиями. Рейф продолжал изучать себя, продвигаясь нерешительно, на ощупь, как слепец, стараясь не покидать нижних уровней подсознания. Внезапно он наткнулся на разум Габи — сознание девушки находилось совсем рядом, пребывая в плену приятного равнодушия, не ведая о чужом присутствии.

Он попытался найти Лукаса — и почти тут же столкнулся с живым и ярким образом. Волк! Оказалось, что Лукас мыслит на самом нижнем уровне, сознание в человеческом понимании ему неведомо.

Лукас был далеко.

— Почему? — Рейф медленно сформулировал вопрос.

— Аб приказал спрятаться, когда пришли чужие, — ответил Лукас. — Ты приказал убежать и спрятаться из мотеля прошлой ночью. Когда ты и Габриэль потеряли сознание, я понял, что мне не справиться, поэтому убежал.

— Где ты сейчас? — спросил Рейф.

— Там, где на нас напали, — ответил Лукас. — Рядом город, а с другой стороны — лес… он очень похож на тот лес, где я родился. В лесу мне нечего бояться.

— Ты ранен, Лукас?

Внезапно перед глазами Рейфа взметнулся световой вихрь, через несколько мгновений в вихре проступила волчья морда. На него в упор смотрели янтарные глаза Лукаса.

— Нет, — ответил волк.

— Я тебя вижу, Лукас.

— Я тебя тоже вижу, — отозвалось сознание зверя. — Я не вижу Габриэль, но чую, что с ней все хорошо… только она спит.

— С ней все в порядке, — согласился Рейф. — Лукас, скажи, ты можешь увидеть Аба?

— Нет.

— Ты можешь почуять Аба так же, как чуешь Габи?

— Да.

— Ты знаешь, где он?

— Да. Нет. — Волк замолчал. Рейф терпеливо ждал. — Я чую Аба, но я не знаю, где он. Мы найдем его.

— Почему ты так уверен?

— Аб обещал, что мы найдем его. Рейф помолчал, размышляя над ситуацией на непривычно-примитивном языке подсознания.

— Скажи, Лукас. Мы, то есть Габи, я и все остальные, что находятся с нами, летим туда, где Аб?

— Нет! — резко ответил волк. — Аб в другой стороне.

— Как мне его найти?

— Человек знает человека знает человека знает.

— Не понимаю.

— Есть человек, который знает человека, который знает человека, который знает.

Последние ответы Лукаса не умещались в рамки арифметики подсознания. Рейф мысленно разбил их на части и вдруг понял, в чем сложность. Лукас, как и он сам, размышлял абстрактно, а вопрос, который задал ему Рейф, требовал ответа в форме конкретных слов.

С таким же успехом Рейф мог расспрашивать алхимика о химических свойствах вещества.

— Ну хорошо. Жди нас. Мы за тобой вернемся.

Изображение волчьей морды растворилось в воздухе. Рейф погрузился в изучение летательного аппарата и его пассажиров.

Он чувствовал присутствие других людей точно так же, как чувствовал Лукаса. Их было восемь, и, как ни странно, все, кроме двух пилотов, сидевших за панелью управления, пребывали в состоянии полного безразличия. Они были столь же беспомощны, как и он сам.

Но так ли уж он беспомощен?

Ведь он научился справляться с воздействием «сонных» волн, тренируя тело и разум в режиме усиленной активности мозга, свойственной состоянию глубокого сна. Если он способен противостоять этому воздействию, значит, должен научиться справляться и с другой его разновидностью. Рейф расслабил все мышцы, откинулся в кресле и постарался достичь полного покоя — первая заповедь йоги.