Кровь и почва - Дмитрий Старицкий Страница 19

— Мда… — Молас обогнул стол и сел в рабочее кресло, поправив бронзовый чернильный прибор на столе. — Что еще я мог услышать от изобретателя кухонной мясорубки?

— Вы еще меня поясом для женских чулок попрекните, экселенц. Это модно сейчас у интеллигенции.

Чувствовал я себя предельно уставшим. Ночь не спать. Причем не спать очень активно. С рассвета до обеда воевать в первых рядах. Причем воевать без приказа сверху. Не говорить же Моласу, что таким образом я обезопасил своего сына. Ну как мог. Мне бы еще барончика — мужа матери моего сына придушить для полного счастья, но он далеко — в плену у республиканцев. Руки у меня коротки.

— Итак, констатируем, что клан Торфортов больше в империи не существует, — генерал сломал в пальцах карандаш с досады.

— Не совсем так, экселенц. Барон Тортфорт сдался в плен республиканцам, убив своего денщика, дал врагу подробные показания и тем чуть не сорвал нам решающее наступление по прорыву позиционного тупика на Западном фронте. И вряд ли я унасекомил всех Тортфортов. Только тех, кто мне под руку попался. А жаль. Зловредная семейка.

— Что ты с ними сделал? — переспросил генерал-адъютант.

— Извел как вредных насекомых, — пояснил я.

Молас помолчал немного. Потом закурил.

— Что ты на самом деле хочешь? — наконец спросил он меня, что его волновало. — Скажи честно, Савва.

Я честно и ответил.

— Работать хочу. Авиацию развивать. И не хочу участвовать в ваших дворцовых интригах. И я устал от крови, экселенц. Честно.

— Иди пока, Савва, — устало махнул рукой Молас. — Твою судьбу решит император.

Я вышел из кабинета императорского генерал-адъютанта в Кордегардии и широко улыбнулся. У меня получилось. Скоро уеду домой.

— Вы так выглядите, командор, словно вас только что произвели в генералы? — с легким подхалимажем завистливо спросил майор Сувалки.

— Должен вас огорчить, майор. Наград за подавления мятежа не будет. Мне так кажется.

И надев шинель, я вышел на улицу.

Снегопад закончился. И вздыхая свежий, слегка морозный воздух я направился прогулочным шагом в дом лесничего проведать герцога. Пора его везти домой.

Ремидий пребывал в легкой послеоперационной лихорадке. На лице выступали капельки пота, которые периодически промакивала тампонами сестра милосердия — угрюмая блеклая женщина бальзаковского возраста.

Увидев меня в дверях, герцог вымучено улыбнулся.

— Наслышан уже, — буркнул он и показа глазами на медичку.

Я намек понял, забрал у женщины тампон и попросил ее выйти на время из палаты. Она попыталась возражать, но что я грозно цыкнул.

— Мне вас отсюда под конвоем вывести? Я могу.

— Он может, — подтвердил герцог. — Он императорский чрезвычайный комиссар.

Когда за сердитой сестрой милосердия закрылась дверь, я проверил, не подслушивает ли кто в коридоре. Приказал часовому в холле никого к этой двери не подпускать и плотно закрыл ее за собой.

— Садись. Рассказывай, — приказал герцог. — А то я тут как в вакууме. Видите ли, меня нельзя беспокоить… Вредно это… Тьфу на них.

— А просьбу для начала можно озвучить, ваша светлость? — принялся я промокать его лицо свежим тампоном.

— Для тебя все что захочешь, — улыбнулся герцог уже без гримасы.

— Нужно имение на берегу моря у Риеста. Небольшое.

— Тебе?

— Нет. Моему сыну.

— Вам в Отрадном уже тесно?

— Нет, это не Мите. Это моему побочному сыну и его матери. Они Тортфорты.

— Ну, ты и кобель, — восхитился герцог и тут же поменял тему. — Увезешь меня домой?

— Обязательно, ваша светлость. Как только разрешат вас передвигать с места на место.

— Вот именно… передвигать, — сплюнул герцог на паркет. — Меня теперь два драбанта носить на руках будут. Думаешь, это приятно чувствовать себя перемещаемой вещью?

— Не будут, ваша светлость. Я вам кресло-коляску сделаю. Ее вы сами сможете двигать руками. Легко.

Ремидий улыбнулся ласково как добрый дедушка, пригладил усы. И заявил.

— Ты хороший сын, Савва.

Я оторопел.

— Да, да, ты не ослышался. Ты мне сын по обычаю кровавой тризны и это я признаю. Извини, что я с этим так долго медлил. И в наследовании трона ты теперь третий после детей Альты. А теперь рассказывай, как ты гвардию гусеницами давил?

— Я еще и всех Тортфортов расстрелял, ваша светлость.

— Да ну? — открыл от удивления рот Ремидий. — Рассказывай быстрее…

Предрассветный бросок через мосты удался нам даже не легко, а очень легко.

На первый мост пустили БРЭМ и две танкетки и на второй «артштурм» и две танкетки, которые рывком на скорости пролетели на противоположный берег и смели охранение мятежников. Под прикрытием бронетехники бежали в атаку штрафники. За ними штурмовики. Третьей волной саперы и обычная пехота растеклись по городу с большим желанием набить кому-нибудь морду с особой жестокостью за такую раннюю побудку без завтрака.

Ударили мы всей наличной массой сжатой в два кулака. На западной стороне столицы я оставил только малый заслон следить за внутренним городом, чтобы оттуда никто не выходил. Сказал император «не трогать» — мы не трогаем. Только пусть сидят на попе ровно.

Завесу у мостов с пулеметными гнездами на хилых баррикадах смяли с ходу отвалами бронемашин, и взяли гвардейцев в казармах как говориться со спущенными штанами, точнее вообще без штанов, спящими… Я охудеваю, дорогая редакция, с таких инсургентов. У них и бунт идет по расписанию. Винтовки по уставу в оружейке под замком!

Люди Моласа очухались и подбежали к намеченным объектам, когда они были уже заняты нами.

Так что если не считать боя за вокзал, то это была моя самая бескровная операция. На все про все ушло полтора часа. И город наш. Больше беготни, чем дела. Ни одного убитого с обеих сторон. Так… несколько сломанных рук и челюстей.

Но на вокзале находился штаб мятежников. И там никто не спал. Солидная охрана — больше роты при шести пулеметах. Остальные действующие войска мятежной гвардии отражали части фельдмаршала на подступах к товарной станции. И пушки все были у них задействованы там. Канонада до вокзальной площади доносилась.

Совещались с командирами недолго. Прямо на улице. Разработали диспозицию, и я лично выдвинул мятежникам ультиматум, крича его через медный рупор. Кто из мятежников не сложит перед законным императором оружие в течение пятнадцати минут, будут расстреляны на месте без суда и следствия.

— …это гарантирую я — командор Кобчик, — завершил я короткую угрозу.

Не поверили.

МНЕ НЕ ПОВЕРИЛИ!