Младший брат - Кори Доктороу Страница 19

Поднявшись на Гоут-Хилл, я поравнялся со знакомой пиццерией, и на меня с такой силой нахлынули еще свежие воспоминания, что мне пришлось сесть на скамейку перед рестораном и подождать, пока руки-ноги перестанут трястись. Только сейчас мое внимание привлек припаркованный чуть повыше восьмиосный грузовик без обозначений, с откинутой позади трехступенчатой металлической лесенкой. Я тут же встал и зашагал прочь, чувствуя, как за мной отовсюду наблюдают чужие глаза.

Весь остаток пути я почти бежал, глядя себе под ноги, не замечая Крашеных Леди, палисадников и кошек.

В разгар дня обе машины предков стояли в проезде к крыльцу нашего дома. Ну, конечно, ведь отец работает в Ист-Бэй — естественно, ему теперь придется ждать, когда восстановят мост. А мама… Кто знает, почему она не на работе?

Оказалось, они оба сидели дома из-за меня.

Едва я успел отпереть замок своим ключом, как ручка вырвалась из моих пальцев, и дверь широко распахнулась. За ней стояли оба моих родителя с посеревшими и измученными лицами, уставясь на меня выпученными глазами. На секунду мы все застыли в немой сцене, затем они набросились на меня и, чуть не опрокинув, затащили в дом. Тут они принялись одновременно тараторить громкими голосами, так что я не мог разобрать слов, а слышал только невразумительный ор, сопровождающийся объятиями и слезами, и я тоже заревел, и некоторое время мы продолжали толпиться в нашей маленькой прихожей, плача и бессвязно бормоча, пока не выдохлись, после чего перебрались на кухню.

У меня есть привычка, придя домой, первым делом налить себе стакан холодной воды из фильтра, встроенного в холодильник, и выудить пару печений из «бочки печенья» — жестяной банки в форме бочонка, присланной нам в подарок маминой сестрой из Англии. Вот и сейчас я поступил точно так же, и обыденность этой процедуры подействовала на меня успокаивающе. Мое сердце перестало колотиться, а мозг заработал. Вскоре мы смогли сесть за стол и начать нормальное общение.

— Где ты был? — произнесли родители почти в унисон. По дороге домой я уже обдумал свой ответ на этот вопрос.

— В Окленде застрял, — соврал я, не моргнув глазом. — У нас там проходили внеклассные занятия, и меня с другими парнями загребли в карантин.

— На пять дней?

— Ага, — невозмутимо подтвердил я. — Напрягли по максимуму. — Я успел прочитать о карантинах в «Кроникл» и теперь нагло пересказывал статью чуть ли не слово в слово. — Ага. Замели всех, кто попал в облако. Кому-то пришло в голову, что взорвали бактериологическую бомбу, и нас, как селедку, упаковали в грузовые контейнеры в порту. Стремное местечко — в духоте, в поту, хавать нечего.

— Господи! — выдохнул отец, сжимая кулаки.

Он три дня в неделю преподает научную организацию библиотечного дела для старшекурсников Калифорнийского университета в Беркли, а в остальное время консультирует по работе с архивами своих клиентов в городе и на Пенинсуле. В основном это руководители и сотрудники доткомов третьей волны — коммерческих компаний, выросших как грибы на ниве Интернета. В общем, профессия у отца тихая и мирная — библиотекарь, но в шестидесятых он был настоящим радикалом, а в школе даже занимался в борцовской секции. И если его разозлить по-настоящему, то есть до белого каления — я знаю, потому что сам несколько раз доводил отца до белого каления, — то у него типа едет крыша, и он становится реально опасен, прямо как в фильме про Халка. Однажды отец, разъярившись, зашвырнул через весь дедушкин газон купленный в «Икеа» комплект деталей детских качелей, когда те при сборке развалились у него в пятидесятый раз.

— Варвары! — сказала мама. Она еще школьницей со своими родителями переехала жить в США, но до сих пор, как истинная британка, испытывает чувство протеста, когда ей приходится иметь дело с американскими копами, системой медицинского обслуживания, мерами безопасности в аэропортах и проблемами бездомных. В таких случаях мама употребляет свое самое сильное ругательство «варвары», которое в ее английском произношении звучит очень внушительно. Вообще-то я дважды ездил в Лондон в гости к нашим родичам и не сказал бы, что этот город намного цивилизованней, чем Сан-Франциско, зато свободного пространства там еще меньше.

— Но сегодня нас отпустили и переправили через залив на пароме, — начал я импровизировать.

— Ты, наверное, плохо себя чувствуешь? — предположила мама. — Голодный?

— Сонный? — подхватил папа.

— Да, пожалуй, всего понемножку. А еще Простак, Профессор, Чихун и Скромник.

Шутки на тему «семи гномов» — наш семейный бзик. Родители слабо улыбнулись, но все еще сквозь слезы. У меня вдруг защемило в груди от жалости к ним. Они ведь реально с ума сходили, не зная, где их сын и что с ним. Я поспешил сменить тему разговора.

— Вообще-то перекусить мне не помешало бы.

— Сейчас закажу пиццу в «Гоут-Хилл», — вызвался папа.

— Нет, только не это, — вырвалось у меня.

Они оба обернулись с таким видом, будто из моей головы вылезли телескопические марсианские усики. Я всю жизнь был неравнодушен к продукции «Гоут-Хилл-Пицца», с детства заглатывал ее, как аквариумная рыбка крошки корма, и, наверное, лопнул бы когда-нибудь, если бы пицца всякий раз не заканчивалась первой. Мне удалось изобразить на лице невинную улыбку.

— Чего-то не хочется пиццы, — неубедительно промямлил я и предложил первое, что пришло в голову: — Давайте лучше съедим какое-нибудь карри, а? — Слава богу, в Сан-Франциско можно заказать на дом любую жратву.

Мама выдвинула ящик, в котором хранилась коллекция ресторанных меню навынос (еще одна привычная мелочь нормальной жизни, бодрящая, как глоток прохладной воды в летний зной), вынула и стала просматривать их, перекладывая по очереди в низ стопки. Потом мы отвлеклись еще на пару минут, пока вместе изучали меню пакистанского ресторана с халяльской кухней на Валенсии. Я выбрал себе ассорти тандури-гриль, шпинат, протертый с фермерским сыром, соленый ласси из мякоти манго (на вкус гораздо приятнее, чем на слух) и жареные пончики в сахарном сиропе.

После того как заказали еду, снова начались расспросы. Родители Ванессы, Джолу и, конечно, Даррела, созвонились с моими и обратились в полицию. Однако количество заявлений об «отсутствующих гражданах» было настолько велико, что копы их только регистрировали, а принять меры обещали лишь по прошествии семи суток со дня исчезновения человека.

Между тем в Интернете сразу нарисовались миллионы сайтов по розыску пропавших без вести. Воспрянули даже несколько старых клонов социальной сети MySpace, тоскующих на безденежье и увидевших возможность продлить свое существование на волне всеобщего интереса. Ведь родственники пропали даже у богатых инвесторов из зоны залива. Если найдутся, глядишь, и сайту обломится немного бабла. Я схватил отцовский ноутбук и открыл несколько сайтов. Они были сплошь напичканы всякой рекламой вперемешку с фотоснимками разыскиваемых людей — школьными, свадебными и разными прочими. Довольно мерзкое зрелище.

Моя фотка была размещена в блоке с Ван, Джолу и Даррелом. Небольшое пространство отводилось для отметки, что человек нашелся, и еще одно для дополнительной информации о тех, кто пока отсутствует. Я заполнил поля за себя, Джолу и Ван и оставил пустым то, что относилось к Даррелу.