Куриный Бог - Мария Галина Страница 19

На следующий день Элька гадала, не сказаться ли больной, чтобы не ходить в класс, но после того как она почти месяц провалялась в лихорадке, мама то и дело щупала ей лоб и так беспокоилась, что Элька со вздохом собрала сумку и потащилась в школу. Ее страхи оказались напрасными: Аника смотрел на нее пустыми глазами и не цеплялся больше, а когда вредная Гутка пискнула: «Прынцесса явилась!» — дал ей по уху так, что она с размаху села на пол и захлопала глазами.

— Ты чего это? — спросила Гутка удивленно.

— Ничего, — сквозь зубы процедил Аника. — Не трожь ее, поняла?

Так что Эльку никто и не тронул. Пришлось ей самой отвечать про тресковые войны, после чего пани Ониклея, сокрушенно покачав головой, сказала:

— Не всем дано, — и посадила ее на место.

Маму она вызывать в школу не стала, потому что с девочек спрашивала меньше. Раньше, до последнего указа, девочек вообще учили только домоводству и грамоте, и пани Ониклея, женщина прогрессивная, радовалась уже тому, что они обучаются с мальчиками по одной программе.

Пока Элька валялась в сырой постели, одноклассники как-то нечувствительно повзрослели и образовали сложные альянсы. Девицы ходили под ручку, дружили парочками против других парочек, говорили в глаза приятное, а за глаза — гадости, сахарно улыбались парням, парни красовались перед ними и делали глупости, а кое-кто кое с кем уже украдкой целовался на заднем дворе. Элька оставалась сама по себе — ее больше не трогали, но и не принимали в свои компании. Эльке было все равно. Мать уже договорилась с пани Эльжбетой из кондитерии, что та следующей осенью возьмет Эльку к себе убираться и, если получится, помогать на кухне и за прилавком. Кондитерия считалась чистым, завидным местом, там всегда сладко пахло, и ее посещали приличные люди. Мать надеялась, что, может, Элька, если поведет себя с умом, сумеет устроить свою жизнь.

Уходила из школы не только Элька. Все знали, что Аника собирается в столицу, но с ним отправляли еще и дочку пана Йожефа, управляющего лазнями: ее определили в пансион для благородных девиц (управляющий ради этого прошлым летом ездил в столицу и, говорят, сделал пансиону неплохое пожертвование). Еще два парня тоже решили уехать — работники везде нужны, а в столице всегда больше возможностей. Элька думала, а вдруг кто из них там встретит свою любовь, как тот рыбак из фильмы, и даже немножко завидовала, хотя уже понимала, что в фильмах одно сплошное вранье.

* * *

Весной, когда лоскуты снега остались лишь на газонах, а в небе плавали такие же грязно-белые, подтаявшие облака, пришли первые пароходы и в гостинице поселились первые постояльцы, в основном приказчики, закупающие копченую рыбу и консервы. Работы Эльке прибавилось, и поселившегося в гостинице невысокого человека в черном и его широкоплечего секретаря она увидела, только когда ее вызвали к управляющему.

Человек в черном стоял у окна, и лица его Элька разглядеть не могла, зато хорошо рассмотрела секретаря, сидевшего у двери с папкой каких-то бумаг на коленях. У пана управляющего вид был растерянный, а мать, стоявшая тут же, кусала пальцы, и Элька решила, что она, Элька, натворила что-то такое, из-за чего все собрались, и на всякий случай опустила голову и убрала руки под передник.

— Эля Яничкова? — спросил человек в черном скучным голосом.

— Ага, — сказала Элька осторожно.

— Нам доложили, ты утверждаешь, что являешься незаконной дочерью господина герцога.

— Я… это… — прошептала Элька и еще ниже опустила голову.

— Что господин герцог вступил в связь с твоей матерью, Ларисой Яничковой, четырнадцать лет назад, во время первого и единственного посещения целебных источников в вашем населенном пункте.

Элька молчала и только шмыгала носом. Секретарь шуршал бумагами.

— Я не хотела, — сказала Элька так тихо, что едва слышала сама себя, — это я так…

— Ты отдаешь себе отчет, что распространение подобных слухов уголовно наказуемо, а самозванцев мы преследуем по закону? — спросил черный человек.

— Что ж ты меня так позоришь, доча? — Мать тоже шмыгнула носом, точь-в-точь как Элька. — Что ж ты такое людям рассказываешь? Я, пока твой отец был жив, ни на кого и не взглянула.

— Мамка не виновата, — шепотом сказала Элька, — это все я.

— Господин герцог вынужден строго пресекать возможные казусы и карать авантюристов.

— Ага…

— Однако в данном случае господин герцог вынужден признать, — продолжил человек в черном, а секретарь все шуршал бумагами, — что слухи, распространяемые молодой Яничковой, являются правдой. Его светлость действительно, будучи на водах, вступил в связь с Ларисой Яничковой, вследствие чего и появилась на свет упомянутая молодая панна, являющаяся плодом их любви.

— Оп-па! — отчетливо выговорил господин управляющий.

— Да я ни в жизнь!.. — сказала мамка и всхлипнула.

Пан управляющий гостиницей стоял, открыв рот и вытаращив глаза, и вид имел глупый.

— Никогда я не имела никаких дел с господином герцогом, — зачастила мамка, — это какая-то ошибка, сударь, клянусь вам, девка моя от Йонаса, рыбака, который был мне законным мужем и потонул десять лет назад, это все знают…

— В присутствии пана управляющего, — сказал черный человек, — и с его разрешения мы осмотрели комнаты, где проживает упомянутая Лариса Яничкова, и среди ее вещей на дне платяного шкафа было обнаружено вот это. — Он кивнул секретарю, и тот, порывшись в портфеле, извлек серебряный кубок в виде головы оленя. Кубок холодно отсвечивал под падающими из окна холодными лучами солнца.

— Ох! — сказала Элька.

— Лариса Яничкова, вы узнаете этот кубок?

— Ну… да, — сказала Элькина мама, — это господина герцога была чашка. Он из нее воду пил из фонтанчика.

— Поскольку кубок был найден среди ваших личных вещей, есть две возможности. Первая: он был вами украден, в связи с чем немедленно возбуждается уголовное дело о хищении вами ценного имущества, а вас до окончания расследования препровождают в место заключения. Вторая: кубок и впрямь презентован вам его светлостью в память о ночи любви, приведшей к появлению на свет присутствующей здесь девицы Яничковой.

— Нет, — мать опять стала кусать пальцы, — ох…

— Решать вам. Я понимаю, — черный человек наклонился, и голос его стал мягким, доверительным, — вы благородно, как и подобает избраннице его светлости, хранили тайну, защищая имя его светлости от пересудов. Однако больше вам нет нужды таиться, его светлость признал вашу связь и готов признать плод этой связи.

— Но… — сказала мать, красная до ушей. — Я… да…

— Мамка! — воскликнула Элька, не веря своим ушам.

Но мать не смотрела на нее. Она смотрела в пол, и глаза ее переполнились слезами.

— Поскольку мы получили столь весомое подтверждение этой давней связи, мы готовы исполнить приказ его светлости препроводить Яничкову-младшую в столицу.