Восставшие из рая - Генри Лайон Олди Страница 18

– Пришли, – сказал он наконец, и я с некоторым сожалением вернулся к видимой реальности. Впрочем, видимой плохо.

Мы ступили на крохотное крылечко, скрипнула дверь – и темнота этой деревянной хибары обступила нас со всех сторон. Я прислушался к своим новым ощущениям и понял, что стою в тесном коридорчике на крыше какого-то люка – подпол, что ли? – а справа от меня есть совсем маленькая комнатка и слева есть комнатка, а прямо передо мной стоит массивный сундук.

Я для пущей убедительности треснулся об его угол коленом и зашипел сквозь зубы, поскольку вышло это натурально и до чертиков больно.

– Сейчас я свечку зажгу, – сочувственно буркнул промысловик Ах, а я порадовался, что он не видел, как часть моего колена въехала в дерево сундука и преспокойно выехала обратно.

Потом я подумал, что процесс моей материализации явно идет полным ходом, поскольку для просачивания мне теперь требовались значительные усилия; потом я шагнул в правую комнатку, садясь прямо на пол; потом…

Потом я испугался. Во-первых, садясь, я не ощутил привычной тяжести в кармане и понял, что треклятый запечник Болботун уже успел куда-то смыться. А от запечника, вышедшего из-под контроля внутри родной для него среды, то бишь дома, можно ожидать чего угодно.

Хорошо хоть он – запечник. Я вспомнил его приятеля, подвальника с милой кличкой Падлюк, и невольно вздрогнул.

А во-вторых, до меня только тут дошло, что Ах сейчас зажжет свечку, – и куда я дену свою тень, которая немедленно замаячит на стене?!

Сбежать, что ли? А дальше…

А дальше сталь ударила о кремень, затлел трут, наполнив комнату противным запахом паленого, на миг вспыхнул фитилек свечи…

Вспыхнул – и погас. Остались лишь вонь и темнота.

– Ах ты… – раздраженно бросил Ах – то ли выругаться хотел, то ли предков своих Аховых помянул сгоряча – и снова чиркнул огнивом.

Брызнули искры, но в самый последний момент промысловик Ах споткнулся обо что-то и выронил трут. Он долго искал его на полу, в конце концов нашел и выяснил, что теперь пропала свеча, а трут умудрился каким-то невообразимым образом насквозь промокнуть и перестал выполнять свою основную функцию.

Я давился беззвучным смехом, потому что в карман ко мне уже забирался запечник Болботун, донельзя довольный собой и пофыркивавший от удовольствия мне в ладонь. Я легонько шлепнул его по волосатой макушке, а он сунул мне в руку злосчастную свечку, которую невесть как умудрился затащить ко мне в карман. Я еще раз шлепнул запечника и расслабился.

– В темноте посидим, – бросил я в сторону Аха, озабоченно шарящего вокруг себя. – Что нам, боязно без света?

– И ничуточки не боязно, – донесся из угла уже знакомый голосок. – Даже наоборот…

Менора! Менора Ахова! Половинка с плетеной корзинкой…

– Ну и ладно, – отозвался Ах и уселся напротив меня – судя по звуку и моим обострившимся ощущениям.

Некоторое время мы молчали.

– И был день, – чужим скучным голосом вдруг заговорил Ах, непривычно выпевая слова, – когда Пустой демон Дэмми-Онна бился над Книгой Судеб с Отцом Гневных Маарх-Харцелом, и оба они рухнули в Бездну, откуда не возвращаются, – а Книга осталась. В день тот и были положены первые границы миру сему, а позднее в жизнь людей вошел Переплет и Закон Переплета…

Я поежился, и мне очень захотелось выйти на свежий воздух, словно у меня внезапно объявилась боязнь замкнутого пространства.

– Принявший Закон Переплета входит в Книгу Судеб малой частицей и становится Человеком Знака, Хозяином Слова, Господином Фразы или даже Отцом Белой Страницы. Жизнь принявшего Закон проста и приятна и течет в положенных берегах вне зла и страданий, вне желаний и вне выбора – ибо он знает, что делает, и делает то, что знает. Не совершай другому зла – и не воздастся злом тебе самому. Не совершай подлости – и останешься чист. Не совершай…

«Не совершай… – шепнула тьма мне на ухо, и в ответ дробно ударили капли дождя по крыше. – Не совершай… ничего не совершай… ничего…»

– …судей можно купить. Люди могут пройти мимо. Переплет беспристрастен и неподкупен. Поступки людские колеблют Переплет, отзываясь большим и малым трепетом, и неизбежно воздаяние судьбы за каждый Поступок; и лишь Переплет знает, где сокрыто доброе и где лежит злое…

«Карма, – неожиданно вспомнил я. – Карма древних индусов. Закон воздаяния за содеянное. Да воздастся каждому по делам его… Только у нас люди склонны откладывать воздаяние на потом, на жизнь загробную или следующее перерождение, а здесь… А здесь, видимо, – Переплет. Воздаяние скорое, неизбежное, беспристрастное и неумолимое. А главное – ЗДЕСЬ. ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС. О боже, каково им жить с судьбой-надзирателем за плечом?! Шаг влево, шаг вправо…»

– Не совершай Поступков, не покидай отведенной строки в Книге Судеб – и будет существование твое в Переплете легким и радостным…

– Ах, – перебил его я, и голос охотника умолк, – зачем ты привел меня сюда? Сразу видно, что я – чужой, да? Этот, как их… выползень?

Ах не ответил. Ответила его дочь:

– Когда мама умирала, она сказала: «Если незваный гость задерживается, его выгоняют. Не хочу уходить от вас – да в спину подталкивают. Только знаю, придет за мной другой… Тот, Кто Берет На Себя. Как и в вашем старом пророчестве сказано. Не может быть, чтоб…» И не договорила. Умерла. Под открытым небом, как сама просила. Ты тот, другой, да? Тот, Кто Берет На Себя?!

Я молчал. Притихший Болботун ткнул меня кулачком в бок, поворочался и стал грызть украденную свечку.

– Я – охотник, – заговорил невидимый Ах, бросая редкие слова, как камни, в чернильные омуты ночи, и те отозвались усилившимся дождем.

– Я – охотник. В лесу жить, зверя бить – трудно без Поступков. Вот судьба на нас чаще иных и отрывается… Старые промысловики позже остальных Закон Переплета приняли. Дед моего деда еще тех сказителей помнил, что песни о Танцующем с Молнией пели, да о брате его названом, Хозяине Волков… Теперь такого не поют. И вообще поют редко. Иная песня – тоже Поступок. Я на Менориной матери женился – люди в лицо глядеть перестали. Белый Страничник к себе звал, увещевал, после грозился Боди на меня спустить, псов Переплетных. Да побоялся, видно, на себя такое взять…

Странная мысль пришла ко мне в голову, пришла и расположилась, как у себя дома.

– Слушай, Ах, а ты мне говорить все это не боишься? Даже если я – тот, за кого ты меня принимаешь, и ждешь ты от меня невесть каких чудес, то все равно ты тут на пять Поступков наговорил. Переплет, как я понимаю, не дремлет… А ну как шарахнет тебя от всей души? Не боишься?

– Чего? – искренне удивился Ах, и тихо засмеялась в своем углу Менора. – Ты же сам вначале сказал – беру, мол, на себя… Все беру. Значит, и мои слова, и мои Поступки – тоже. И Менорины. Тебя и шарахнет в случае чего, не меня же… хотя слова Переплета не колеблют.

«Скотина ты, а не охотник!» – подумал было я, затем прикинул, каково им всем живется, попавшим в Переплет, и извинился за непроизнесенные слова. Молча извинился.