Исход - Олег Маловичко Страница 18

— Неудачник и алкаш побегут. Тебе такие нужны? — Сергей притормозил у метро, высаживая Глашу, и обменялся с женой поцелуем, на который та неожиданно горячо ответила: общий враг сближал.

— Так я и говорю, мы должны лучших отбирать, а не всяких Карловичей.

После того как Сергей согласился ехать, Миша изменился. Он воспринял согласие Крайнева как признание своих прогнозов, и сам назначил себя на роль серого кардинала. Вел себя развязно, говорил едко и саркастично, и этот его новый облик ударил по Глаше и Сергею вдвое больнее оттого, что раньше они Мишу жалели. Глаша, как это часто бывает, стала ненавидеть объект жалости, когда выяснилось, что он в ней, собственно, не нуждался. Никто не любит жалеть впустую. Миша интуитивно чувствовал неприязнь Глаши и отвечал ей еще большей развязностью, словно бросая вызов. Сергей четко понимал, что нужны еще люди, иначе жизнь в «Заре» превратится в постоянные склоки.

Зыков встретил нерадушно. В апреле их свел агент по недвижимости — Зыков вкладывался в «горячие предложения» и клюнул на две соседских, граничащих стенами квартиры. Он с ходу опустил Мишу и Сергея на пятнадцать процентов от начальной цены, но взамен, без договора и расписок, дал аванс и разрешил оставаться в квартирах хоть до Нового Года — не собирался сразу продавать.

Их впустила молодая, стройная женщина в темном платье. Могла бы казаться красивой, если б не колючие глаза. Зыков, болтавший по телефону и расхаживавший из угла в угол в большой, обставленной скорее дорого, чем красиво, гостиной, даже не поздоровался, просто махнул рукой в сторону дивана.

Его движения стали отрывистыми, речь краткой, а слушая их, он все время смотрел куда-то вниз и вбок, решая в уме свои, не связанные с гостями задачи.

— И чего вы от меня хотите? — прервал Крайнева на середине. Ему пришла эсэмэска, Зыков прочел, нахмурясь, и стал, злясь на адресата, сильно давить ответ. — Я там не буду проблемы решать.

— Может, человека пошлете? Чтобы поговорил?

— Не мешай… — Зыков набил текст, перечитал и, довольно кивнув, отправил невидимому оппоненту. — Земля точно ваша?.. Не подкопаться?.. Проверять не буду, но не дай вам бог меня наколоть. Если все как ты говоришь, они неправы. У себя в колхозе они могут через наезд решать, но здесь на таком языке не говорят. Черные или славяне?

— Наши. В смысле — русские.

— Черных совсем нет? — спросил Зыков с сожалением. — Ну ладно. Стоить будет.

— Согласны, — ответил Винер за двоих. — Еще мы с оружием так и не решили.

Зыков, впервые за вечер, посмотрел на них. Губы, пухлые и чувственные, дрогнули в улыбке.

— А вас история научила! Страшнее нет еврея, загнанного в угол!

Винер не улыбнулся, но Зыков внимания не обратил. Его забавляла ситуация, и он, подобно многим злым и капризным людям, стал внезапно благодушен:

— Сбросьте мне ваши расклады, явки, адреса, с кем говорили… У меня сейчас люди наперечет, сразу помочь не обещаю. Но через пару недель что-нибудь придумаем…

— Нам в среду встречаться.

— Усвой одно, — Зыков выставил в Сергея палец, и благодушия как не бывало, — встречаться вам не в среду, а когда тебе удобно! Ваша земля! Ира, проводи.

Позвонил через неделю.

— Завтра встретишься с моим человеком, ты его знаешь.

И назвал сумму, в которую обойдется услуга. Сергей с трудом удержался, чтобы не перепросить — сколько?! Зыков был не из тех, с кем торгуются.

Человеком Зыкова оказался Антон. В лагерь решили ехать одной машиной, и Сергей заехал к капитану домой. Тот встретил словами:

— Опять ты. Судьба.

Квартира была из трех комнат, но капитан прятался в самой маленькой, которую в обычной семье отвели бы под детскую. Две остальные были заперты. Везде лежала пыль. В холодном от открытых окон и балкона воздухе стоял невыветриваемый, настоявшийся запах алкоголя и сигарет, свойственный жилищам холостяков.

Капитан, спавший до его приезда, выпил рюмку водки, оделся, почистил зубы, бросив ради этого сигарету, и опрокинул еще рюмку.

— По-другому не проснусь. Звони гаврикам, пусть едут к трем.

— Может, ты сам?

— Я приехал-уехал, тебе там жить. Всю дорогу за меня Зыкову платить — бабок не хватит, учись сам решать.

Когда подошли к «Фалькону», Кошелев, забывшись, открыл сначала заднюю дверь, постоял у нее, закрыл, и лишь потом пошел вперед. Машину вел Крайнев, объясняясь тем, что лучше знает дорогу. На самом деле боялся доверить управление капитану, тот был пьян и вел себя странно: поглядывал назад, качая головой, будто вел мимический диалог с кем-то невидимым, один раз даже крикнул в пустоту: «Сиди спокойно!»

Ехали скоро. Кошелев принадлежал к числу людей, присутствием которых не тяготишься, и все четыре часа комфортно молчали. На заправке Антон купил маленькую бутылку водки, какие, вспомнил Сергей, называли раньше чекушками, и за дорогу выпил. Жить ему, с такими привычками, хорошо если лет пять еще, подумалось Сергею.

Их ждали. У ворот «Зари» стоял старый «Опель-Аламо» и новенький семиместный «Чероки». Людей в них не было.

— Будут наезжать — молчи, — сказал Антон, когда остановились, — говорить я буду. С ними надо на их языке общаться, а у них тут до сих пор каменный век.

Оставив машину у ворот, прошли за забор — ожидавшие их четверо местных сидели под грибком, играли в карты. На боках тех, кто сидел к ним спиной, Сергей увидел по кобуре — возможно, они были и у остальных, отсюда видно не было.

— Детский сад, — сказал непонятно к чему Кошелев; позже Сергей понял, что замечание касалось дислокации местных — все за одним столом, без часовых, руки заняты.

Трое играющих принадлежали к одной породе — толстые, мясистые. Один, грызший зубочистку и медленно обмахивавшийся картами в руке, как веером, выделялся, как лис среди кабанов. Черты его лица были тонкими и резкими, он был худ и востронос. Чуб из жестких черных волос вороньим крылом закрывал глаз и падал на щеку. Его Сергей знал по прошлому разу, это был Головин-младший.

Кошелев попросил Сергея подождать, и тот замедлил шаг. Сам Антон, напротив, в несколько быстрых шагов достиг стола, выхватил из-за пояса пистолет, размахнулся и с силой ударил ближнего к нему кабана в висок рукоятью, и пока тот, коротко крякнув, сползал на землю, а остальные, роняя карты, задевая друг друга локтями и толкаясь, как тюлени в проруби, лезли за оружием, выстрелил в младшего Головина.

— Мы не знаем, что у вас тут за дела. Если вы там что-то вырубаете или еще что, нас это не касается. Но все, что внутри забора, и лес рядом — наша собственность! — орал он минутой позже яшинским, лежавшим на земле лицом вниз, со скрещенными на затылке руками. — Все, что творится здесь, не должно вас волновать! Частная собственность, понятно?! Сейчас даю уйти. В другой раз сунетесь — пристрелю. Думаете, самые крутые? Там, где я, вы — никто, хоть здесь, хоть в Москве, хоть на Юпитере…