Темнее дня - Чарльз Шеффилд Страница 18

Люди уже сто пятьдесят лет искали послание со звезд. Каковы были шансы на то, что именно ты, Милли Ву, прямо здесь и сейчас обнаружишь самое первое?

Милли без конца твердила себе, что все ставки против нее, и все же каждое утро, сидя в своей крошечной кабинке, он ощущала странную, но сладостную дрожь предвкушения.

Шла третья неделя ее работы, и ритуал уже сделался привычным. Входящие сигналы на всех длинах волн первым делом направлялись на центральную «мельницу» станции для первичной обработки и стандартного форматирования. Мельница была полностью автоматизирована, и ни один человек никакой роли в этой операции не играл.

Дальше проводился целый ряд компьютерных обработок и тестов, опять же без человеческого вмешательства, предназначенных для обнаружения отклонений от случайности. Существовала тонкая грань между сигналом, который был непредсказуем, но достаточно строго определен, и сигналом, который был абсолютно случаен. К примеру, цифры таких чисел, как «пи», «э» или «гамма» (постоянная Эйлера), образуют бесконечную последовательность в любой числовой базе, какую вы пожелаете выбрать. Вы можете вычислить каждый элемент этой последовательности — скажем, цепочку цифр, которой начинается десятичное представление числа «пи»: 3,14159265358979323846… Продолжать это занятие можно до тех пор, пока у вас не кончится время или терпение. Независимо от того, где вы остановитесь, на миллионной, миллиардной или триллионной цифре, всегда останется следующая цифра — уникальная и неповторимая. Следовательно, число «пи» является строго определенным, и ничего случайного в нем нет. С другой стороны, независимо от того, как далеко вы зайдете, следующую цифру нельзя будет предсказать, исходя из уже имеющихся.

Разумеется, если вам случалась обнаружить первую тысячу или десять тысяч цифр числа «пи» в сигнале, принятом из космоса, дело принимало совсем другой оборот. Это, без всякого сомнения или потребности в дополнительной информации, обеспечивало железное доказательство того, что вы получили послание внеземного разума.

Милли все это знала задолго до того, как подала заявление на работу в проекте «Аргус». Существовала также надежная гарантия того, что компьютеры «Аргуса», в миллиарды раз быстрее и точнее любого человека, проводили отсев на предмет обнаружения неисчислимых миллионов цифровых последовательностей, срисованных из чистой математики и физики.

Что же тогда оставалось делать людям? Именно то, чем сейчас занималась Милли: пользоваться человеческой способностью, пока еще не превзойденной ни одним компьютером, к распознаванию образов.

Каждое утро мельница выдавала переменное число сигналов с неким элементом необычности. Каждое утро восемнадцать человек в отдельных кабинках обеспечивались своей квотой набора данных для индивидуального изучения. Никто в аналитической группе не знал, сколько сигналов для человеческой инспекции мельница выдаст в данный конкретный день, а потому все допускали, что в каких-то случаях двое или больше человек могли получить одни и те же данные. В принципе ни один набор данных не был старше одного дня, но Ханна Краусс по секрету сказала Милли, что новеньким в первые недели работы часто подсовывают старую аномалию, чтобы посмотреть, как они с ней разберутся. Джек Бестон точно так же калибровал и сравнивал качество своих людей, как и сигналы из космоса.

Он был не просто Людоед — он был Людоед-параноик. Милли и ее коллеги по станции «Аргус» могли вместе питаться, если им того хотелось, а также встречаться для дружеского общения, сколько им только могло заблагорассудиться. Чего им никогда делать не позволялось, так это обмениваться мнениями о своей работе. Аномалии нельзя было афишировать, и они также не служили темой для группового обсуждения. О них следовало докладывать напрямую самому Джеку Бестону.

Данные для индивидуального анализа подразделялись на то, что на юпитерианской станции Л-4 было известно как «клетки». Загружая себе первую за сегодняшний рабочий день клетку, Милли размышляла о том, что она к тому же в клетке и сидит. Хуже того, она находилась в одиночном заключении. Левую от нее кабинку занимала вечно скорбная женщина лет пятидесяти с хвостиком, которая, судя по всему, никакого иного существования, кроме как на работе, не вела. Лотта Дейнс никогда не бывала в столовой, и независимо от того, в какую рань Милли приходила в свою кабинку, дверь соседней оказывалась заперта, а красный индикатор снаружи указывал, что кабинка занята. Сверхактивный мужчина, занимавший правую от Милли кабинку, являл собой противоположную крайность в плане поведения. Саймон Биттерс работал когда придется, без конца выскакивал из кабинки и снова туда заскакивал, совал голову за перегородку к Милли, прикладывал указательный палец к кончику длинного носа, после чего, не говоря ни слова, нырял обратно. Судя по всему, он чуть ли не целые рабочие дни расхаживал по станции. Милли недоумевала, как Биттерс при этом умудряется выполнять свою рабочую норму. Но он, очевидно, ее выполнял, иначе бы Джек Бестон рвал его на кусочки на каждом еженедельном отчетном собрании.

— Ты там далеко от дома окажешься, — сказал Милли ее отчим перед самым ее отбытием с Ганимеда. — Заведи себе друзей, чтобы тебе одиноко не было.

Конечно. Но как их тут себе завести, когда кругом такие эксцентрики?

Возможно, Милли и сама была не лучше. Отбывая в юпитерианскую точку Л-4 для работы в проекте «Аргус», она такого не ожидала, но предупреждение Ханны Краусс после пары первых недель ее работы в чем-то совпало с пожеланием ее отчима.

— Эта работа интересная и заманчивая, но одинокая, — сказала Ханна. — Попробуй завести себе друзей и найти какое-нибудь занятие помимо работы. Знаешь, какие профессиональные опасности у математиков, логиков и криптоаналитиков?