Человек внутри - Анна Шулятицкая Страница 18

– Создатель считает, что так люди быстрее привязываются к нам. Я с ним не согласен. Нельзя привязаться, дав имя. Я же не пошёл за кошкой соседки сверху только потому, что прозвал её Чёртовой лентяйкой. И она даже не мяукнула, хотя должна была подать знак, – обиженно пробормотал помощник. Он пропустил ход, так как ему было нечем ходить, и продолжил говорить, не скрывая неприязни: – В меня тычут пальцем, спрашивают о браслетике, как ненормальные. Я не люблю его не потому, что он сдавливает руку (хотя, из-за этого тоже), а потому что он делает из меня бездушную марионетку, которая не имеет права чувствовать свободу. А мне так охота летать! Взмахнуть крыльями и унестись в небо. О, было бы здорово!

– Мы ошибаемся. Прости.

– Вы не виноваты. Таково наше бремя, наверное, – нахмурился он сердито. – Я не могу его сбросить. Некому облегчить мою ношу. Знаете, один глупый мудрец как-то ляпнул, что помощники не умеют любить. (Думаю, он не имел в виду любовь к семье, хозяину, хобби или к жизни.) Кто его надоумил на такую чушь? Всё ложь, неправда! Любим, ещё как любим! И я докажу, когда полюблю.

– Ты не любил ни разу?

– Нет. Вы объясните, что значит любить? – спросил он, слегка смутившись. – Я видел, как любят друг друга Анна с Василием. Они уже немолоды, но их любовь по-прежнему глубокая и сильная. Василий иногда долго смотрит на Анну, щиплет её за бок и хихикает. Готовит, когда она болеет или ходит за лекарствами и целует очень-очень легко в лоб, чтобы ободрить. Если надо, нянчится с Сонечкой, когда Анна засиживается допоздна в продуктовом.

– Тут ты не по адресу, дружище.

– У вас была несчастная любовь! – представил помощник, сочувственно промолвив: – Трагедия…

– Первая любовь не всегда несчастная, если ты об этом. У меня вообще не было несчастной, – признался я скромно. – Просто мне не интересно, я плохой советчик и объясняю туманно, не полагаюсь на опыт, а на образы, зачастую расплывчатые.

– Уверяю, что вы прекрасно рассказываете. Что такое любовь, Владимир?

– Если кратко, то всё! Банально, но верно… Ничего в мире не происходит без любви, не создаются творения, и города не строятся. Если полюбишь по-настоящему (не отдавайся бессмысленным мимолётным увлечениям), то почувствуешь сразу же уютное тепло. Куда бы ни пошёл, она последует за тобой, раскроет потенциал. Ты примешь свой талант, начнёшь развивать его, будешь готовым к исполнению мечты. Она творит чудо, когда сковывает безнадёга, делает крепким, если искажается реальность, поднимает с колен и оправляет после падения, заживляя раны. Думается, ты многое теряешь. Может, самого себя? Кто знает, кто знает… Есть кто на примете?

Помощник дёрнулся, будто его током ударило, и, сжав покрепче костяшку, рассмеялся в лицо натянуто. Наступила моя очередь брать кость из резерва.

– Не дурите, кого я сейчас найду? Не ходить же по улицам и присматриваться ко всем. То-то же, бред.

– А полюбить кого хочешь? Помощника… или человека?

– Без разницы, если он добр и честен со мной. Цвет же кожи, возраст, причёска, вера или пол не значат абсолютно ничего, если царит добро и справедливость. Важно проявлять гуманность (не путайте с терпимостью, доведённой до абсурда) в ней наше спасение, – возбудился помощник и воскликнул пылко: – Да, это настоящая любовь! А любовь есть принятие.

– Но что, если человек, в которого ты влюбишься, на самом деле презирает помощников или просто не хочет иметь с ними ничего общего?

– Не представляю, как я бы изменил его отношение к нам. В любом случае ему повезёт, потому что я не отступлю и не оставлю его в покое. Уж вы-то знаете, что я могу быть очень убедительным и надоедливым… Ладно, что мы о сложном болтаем?

– Оно не сложное, а жизненное.

– Допустим. Хватит! А то расстрою ненароком и вас, и будем вместе плакать над тем, что нельзя изменить.

– Ты от меня ни слезинки не дождёшься. Когда-нибудь говорил с создателем?

– Никогда. И для чего? Что бы я сказал, когда встретился с ним взглядом? Кстати, перед тем, как меня забрали Пустыркины, мы не виделись больше пяти дней. Подозреваю, что мы совсем его доконали.

– Ты победил, – перебил я помощника мягко.

– Уже?

– Набрал сто очков. Мы ведь до ста договаривались?

– Конечно.

Он качнулся ещё разок в кресле, скинул тёплое одеяло, в котором был укутан и, задрожав, покрылся мурашками. Запрыгав резво, чтобы согреться, он подул на руки, затёр их яростно и, наконец, произнёс:

– Собирайте домино и пойдёмте в дом. Холодно-то как!

– Это от усталости бывает. Знобит?

– Сильно.

– Что ж ты раньше не сказал? – спросил я, недовольно убирая костяшки со столика. – Поздно.

– Мне понравилось играть, – прошептал помощник восторженно. – Вы слушали, что я говорю… Спасибо. – Он поклонился мне, как при нашей первой встрече и скрылся за дверью.

Я поспешил нагнать его на лестнице. Он споткнулся от усталости и, потянувшись навстречу, потрепал меня шутливо по щеке, отчего она заметно порозовела.

– Какая пухлая. Много сладкого едите, как Сонечка, растолстеете так скоро. Что ещё? – спросил взволнованный помощник.

– Я дам тебе имя.

– Так и знал, что этим всё закончится!

– Ты ждал?

– Я догадывался, что вы затеяли разговор не просто так. Ну, какое же моё имя, какое? – торопливо заговорил помощник, теребя расстёгнутый рукав.

– Ты теперь Кеша. И никакого номера! Всех, кто продолжит звать тебя помощником, я предупрежу, что у тебя есть имя.

– Кеша… – вымолвил он потрясённо, едва слышно.

– Оно тебе подходит. Ты сердечен, мягок и невинен, как мне кажется.

Он был испуган и не верил мне, всё ждал какого-то подвоха. Ущипнул себя крепко за бедро, вскрикнул коротко и слабо, но вместе с тем счастливо. С губ его сорвался ликующий, уверенный возглас:

– Кеша! Я Кеша!

Взамен он пообещал выполнить за день все дела, которые значились в списке, и, нелепо пританцовывая, разбудил топотом Дарью Сергеевну, уснувшую в гостиной. Она босиком подбежала рысью к ступеням и заворчала:

– Что вам не спится? А? Дурачьё! Совсем не уважаете меня. Володя, ну у тебя-то должна быть голова на плечах!

Кеша на радостях порывисто обнял Дарью Сергеевну, нагнулся к её лицу и поцеловал небрежно и горячо в губы. Она тотчас же проснулась, широко раскрыла выцветшие глаза.

– Ну, не мусоль, не мусоль меня! – покраснела Дарья Сергеевна. – Совсем ополоумел! Ты чего смеёшься? Думаешь это весело, когда не дают спать и целуют противными мокрыми губами? Тогда у меня для тебя плохие новости.

Кеша ничего не думал. Он хотел смеяться до упаду и неустанно повторять своё имя, которое искренне и безоговорочно полюбил.