Вор и тьма  - Сергей Куц Страница 17

Генрих фон Геринген упал на колени, где стоял. Согнул спину и, уткнувшись лицом в побуревший мох, с тихим стоном, обессиленный, завалился на бок. Я заметил его взгляд, брошенный в нашу сторону. Полный ненависти и лютой злобы.

Мы менялись, а он нес носилки с Ричардом Тейвилом постоянно. Решили вчера не убивать имперца — пусть пока поработает носильщиком, все одно лейтенанта на руках тащим.

Второй день как покинули Гнилой водопад. С рассветом, после ночи, когда Манрок отдал за нас свою жизнь, Тейвилу было очень плохо. Он изгибался, рычал и бормотал что-то неразборчивое, иногда кричал. В Ричарда словно бы вселился нечистый дух, и, вероятно, так оно и было. Потому что после экзорцизма отца Томаса лейтенант умиротворился. Впал в беспамятство, горел в лихорадке, но больше не казалось, что он вот-вот превратится в нежить.

Предать земле упокоенных орков и их вождя наш наполовину поредевший отряд не мог. Не было ни сил, ни инструментов, дабы вгрызться в каменистый берег. Тела отдали быстрой воде.

Затем переправились через Черную речку. Меж двух орочьих рогатин натянули плащ — получились носилки для лейтенанта. Порой Тейвил приходил в себя, в его глазах появлялось осмысленное выражение, а жар отступал. Такое длилось от часа до двух, и после арнийцем вновь овладевало забытье. Инквизитор качал головой — шансов у Тейвила нет, — но мы не бросали его.

А еще был разговор с гномом. Мы, то есть я и Рой, требовали объяснений магии эльфа. Барамуд посоветовал спросить об этом напрямую у Крика да прорычал, чтоб от него отвалили. Мы были слишком измотаны, чтобы начать перепалку, и поэтому утерлись. Черт с ними, гномом и эльфом, у каждого свои секреты.

Шли вдоль Тарты, пока без приключений. Первая ночь после Аннон Гвендаре выдалась спокойной и без сюрпризов. К полудню второго дня остановились на привал. На большой поляне в двух сотнях шагов от воды. Сперва расположились на берегу, но вернувшийся с разведки эльф знаками сообщил Барамуду, что есть местечко попригляднее. И впрямь, в окружении высоких елей безветренно, тихо. Не то что у широкой Тарты.

Перворожденный кинул Герингену соленого мяса. Бросил на землю, как собаке. До сих пор пленника не кормили, лишь поили немного, чтоб не издох раньше времени.

— Воды… — хрипло, пересохшими губами произнес пленник. — Дай воды…

Крик улыбнулся. Я уже знал, что за этим последует. Отвинтив крышку, эльф поднял над Герингеном флягу и слегка опрокинул ее. Так, чтобы вниз падала тонкая серебристая струйка.

Полковник задрал голову, жадно ловя ртом воду, а эльф двигал флягой из стороны в строну. Так, чтобы пленник тянулся за его движениями, теряя большую часть воды. Омерзительное зрелище, но эльфу нравится, он довольно улыбается. Ушастый ублюдок! Перворожденный получал истинное удовольствие, когда лицезрел мучения людей; и еще — когда убивал нас.

Томас Велдон сел на корточки перед носилками, поднял веко Ричарда, затем приподнял верхнюю губу. Инквизитор помотал головой и, поднявшись, произнес:

— Тейвилу быть человеком от силы до завтрашнего дня, и лучше бы нам не находиться рядом, когда он обратится.

— Так плохо? — спросил я.

— Смотри сам. — Церковник вновь отодвинул губу Тейвила. Появились два звериных клыка.

Я непроизвольно отшатнулся. Сколько в нем еще человеческого?.. Но Ричард Тейвил был рядом в трудную минуту, и я не допущу, чтобы он стал чудовищем!

— Мы должны помочь! — сказал я. Существовал только один способ сделать это.

— Не позволю! — В голосе монаха зазвенела сталь, в глазах воспылал знакомый огонь. — Никто не возьмет на душу грех смертоубийства!

— Отец Томас, подобных грехов на моей душе уже множество. Одним больше, одним меньше… На сей раз — ради благого дела!

Выпрямившись, Томас Велдон отгородил лейтенанта от меня.

— Тейвил больше не принадлежит себе. Рано или поздно, но его душа обретет Господа! Если хочешь, чтобы бессмертный дух склонился перед Нечистым прямо сейчас, убей его. Но сначала и меня, потому что я не дам преступить закон Божий. Закон Матери Церкви!

— Святой отец, — я не на шутку разъярился и с трудом подбирал слова, чтобы не вывалить на церковника ушат брани, — мудрость Матери Церкви, конечно, велика, но мы не можем просто ждать и смотреть, как наш товарищ обращается в монстра.

Я посмотрел на остальных. Гном задумчиво и несколько отстраненно наблюдал за возникшим спором; перворожденный откровенно насмехался, на его лице снова крайне неприятная ухмылка; а Рой сверлил взглядом землю. Как мало нас осталось! Пятеро и раненый арниец, полковника в расчет я уже не брал.

— Мне добавить нечего, — произнес отец Томас. — Всё сказал!

Я тяжело вздохнул. Чувствовал, что распаляюсь и вот-вот взорвусь. Как будто они не понимают, что уготовано Тейвилу!

— Не кипятись, Николас. — На плечо легла ладонь толстяка. — Удар милосердия сейчас не поможет. Ни ему, ни нам.

Я собрался возразить, я не думал сдаваться. Тогда Рой схватил меня за грудки и хорошенько встряхнул.

— Думаешь, мы, горцы, такие тупые, раз отдаем своих в аббатство Маунт?