Письмо Потомкам - Алессандра Матрисс Страница 17

– Напомни мне потом как следует тебе… ответить. – Шипит сквозь зубы она, но мы обе знаем. Это всего лишь разрядка обстановки.

Я не слышу речи Рионн для благородных старейшин. Я смотрю на её детей, я боюсь распахнуть имена. Мне неловко, ведь я даже собственного отражения не видела.

– Мы слышали, она очень некрасива… Абсолютно лысая! И совершенно юная, чуть больше тридцати лет. Надеемся, что это всё окажется неправдой, – прикрываясь веерами, шепчут гости.

– Вы правы. После семи восхитительных танцев вряд ли эта женщина сможет удивить… И зачем только выбрали? Она лишь несколько месяцев заменяет Того, кто ушел. И да, мы согласны, она слишком молода как человек и как Столп.

– Собственная танцовщица дома не у всех есть… Это в порядке вещей, заказать. Хотя у льринни шерн Альяринн наверняка есть на примете новые Столпы лучшего воспитания.

По краям площадки я вижу сорок кубов с печатями каждого из старейшин. Несколько экранов парят надо мной, сотни таких же экранов по всему Шим’Таа разбросаны и передают каждый мой жест.

И каждый смотрит на меня.

Каждый ждёт.

Каждый боится, что ему причинят боль неумелым танцем.

И я наливаюсь силой.

Гордостью.

Что этот народ доверил мне своё самое драгоценное и сокровенное. Что геммы удостоили меня этой чести. И я должна быть благодарной, отбросив ненужную шелуху страха и отчаяния. Переживать за каждый мой шаг, за каждое биение сердца – так я точно совершу ошибку и не одну.

Музыка полилась на меня сверху. Это ещё не Canto Della Terra, это пока прелюдия. Знакомство с танцовщицей.

Я распахиваю имена.

Одеяние рассыпается на части и стекает к краю. Глаза мои закрыты, руки прижаты к корпусу.

Я – одиночество.

Мое тело сегодня во власти чужих желаний. Моя душа словно натянутая струна.

Рионн не дошла до своего места. Она в изумлении остановилась и теперь смотрит на меня своими огромными влажными глазами.

Она что…? Восхищена?!

Рокот прокатился по толпе, я чувствую, что и дети замерли, не понимая, где их страшилище.

– Её подменили в самый последний момент, – заверяет Веннэ. – Наша Ульрианна сидит и горько плачет…

– Нет, это она! – шипит Марко. – Ты с ней не сражался, я узнаю её стойку из тысяч. Посмотри, только она прижимает так большие пальцы внутрь ладони.

Довольно.

Я – одиночество.

– Canto, – шепчу я, и мелодия древней страны разливается по коже.

Нежный голос женщины, древний, но неведомый и чистый, проникает внутрь. И я начинаю плавиться под его натиском, вторить ему.

Тело змеится, я кружусь в невесомости музыки.

Что такое любовь, дорогие мои геммы? Что такое желание любить другого, вы знаете? Я поднимаю руки к небу, словно взмахивая крыльями. Каждый изгиб моего тела расскажет вам о ней…

Что такое чувственность? Вы чувствуете её в голосе певицы, которая давным-давно стала пылью, но всё так же дарит свой голос вам сквозь года? Трепет и непонимание, неприятие боли.

Я прогибаюсь назад, в неведомом даже мне акробатическом движении. Драконы на красном шелке перетекают друг в друга, окутывают меня изящными, ажурными тенями.

Мои движения вбирают в себя пластику древних арабских танцовщиц, отточенность каждого жеста индийских девадаси. Я кружусь в только мне ведомом узоре. Никто не сможет предсказать мои движения, это не школа гемм, где каждое движение выверено и выучено. Это словно одисси, перекочевавший из храмов Индии в сердца гемм. Это – старинные книги и записи сокровищ Монастыря и истории мира.

Замираю на мгновение в танце, чувствуя всей кожей взрыв в голосе позабытой певицы. Голосе, таком близком и родном, словно я тысячи раз прокручивала его в плеере, невзирая на святость и загадочность.

Любовь царит в её голосе, нежность прикосновений и единение. И через мгновение к нему присоединяется второй голос, мужской. Он не похож на её, он абсолютно иной, но говорит нам всем о том же – о любви и её силе.

И именно мужчина разрывает ткань моего повествования. Его голос небрежен, чист. Он мощью наливает меня. Руки сами скользят вниз, от груди провожу ладонями к низу живота. Страстно, сжигая себя изнутри. Чувствуя струйки пота на спине. Чувствуя проникновение внутрь.

Что такое близость, дорогие мои геммы? Откуда вам знать, непорочным детям. Эту сухость в горле вы не ощущали, это головокружение и полёт… Испарину на коже, святую наготу двух существ?

Откуда вам знать? Любовь может быть и такой…

Не скотской, не наполненной животным искусом, кровью, криками и болью.

Волосы змеятся на ветру, вокруг меня запах, позабытый запах любви. Любовник, нежный любовник прижимает меня к себе, я оголяю ему навстречу душу, разрешаю проникнуть в меня. Мы вдвоём в этом мире. Никого больше нет.

Я зарываюсь глубже в одеяния, красной пеленой оно окружает меня, дарит моё тело миру-вокруг-меня. Руки уже не мои, они подарены голосам внутри. И каждый вздох, каждый жест живёт неведомой жизнью.

Что такое слабость, неощутимая и приятная, знаете? Нет, откуда вам знать… Но вы видите это в моём танце. Это танец каждой любящей женщины… Я едина с ними, с каждой из них. В прошлом, в будущем, настоящем.

И я дарю вам себя, посмотрите! Я змеюсь, славя вашу праматерь, которая знала это счастье. Что такое любовь, что такое чувственность…

…женский голос снова уносит меня в потоки, я замираю в вечернем ветре, я вижу ваше восхищение и удивление. Ах вы, бедные дети. Сильные, славные, но такие наивные… Я не порочу вас, в моих жестах нет ничего порочного. В них только то, что имеет ценность. То, что вам дозволенно знать.

Я целую ветер, нежно и любяще. Я целую голос в ветре. Смотрите, это поцелуй… Провожу рукой по припухшим губам, дарю себя без остатка танцу. Дарю своё знание вам, мои милые дети…

Вы, равно как и я, достойны любви. Посмотрите, вот это объятия. Так обнимают близких людей. Так мать вынашивает, качает дитя внутри себя. Так она бьётся в муках, даря ему жизнь.

Это та же любовь.

И мужской голос… Слышите? Это ваша сила. Вы единый народ, не скованный пороками и ненужными границами. Видите, старейшины, узнаете во мне себя? Узнаете во мне себя молодых, наивных, любящих?

Вашу память затерли годы. Пятьсот лет вы дышите воздухом, несёте заветы… Да, вы когда-нибудь покинете свой народ, но пока…

…я помогу вам вспомнить. Я вижу слёзы в ваших глазах – лучшая награда для меня, поверьте. Каждый мой жест отточен и гибок. В каждом жесте любовь к вам. В каждом жесте – я сама, моя благодарность к вам. За то, что приняли.

За то, что доверились…