Путешествие на восток - Любовь Федорова Страница 17

С этими словами господин Дин завершил-таки начатый поклон, быстро повернулся и пошел прочь по садовой дорожке.

Некоторое время Волк стоял неподвижно и глядел Дину вслед, потом в бессильном гневе ударил кулаком с зажатой в нем бумагой по открытой ладони и беззвучно произнес в спину тайному советнику бранное слово.

Вытащили на свет. Откопали. Кто-то же рассказал ему. Какая-то гадина. Помнят, сволочи, все, что похоронено Волком семнадцать лет назад. Полоскают старые кости по сей день. Интересно, в каких тонах вся эта история теперь излагается. Ведь в правильности понимания того, что произошло в тот злополучный день, Волк не был уверен и сейчас. Возможно, это была какая-то огромная ошибка. Возможно, все обстояло совсем не так, как он подумал, когда увидел собственного брата стоящим перед тем щенком на коленях и хватающим его за руки. Возможно, Волк сам был виноват во всем, что случилось. Но в результате брат Волка погиб, все планы по недопущению островной династии к таргскому Жезлу Власти с треском провалились, а ходжерский выкормыш с Ишуллана хоть и получил под сердце нож, но выжил и стал императором Аджаннаром.

Волк поморщился от неприятных воспоминаний.

Его в тот день изваляли в грязи на центральной площади города, на виду у потешающейся толпы. Его предал собственный брат, с которым они должны были вести в поход Северную армию и которому он верил больше, чем себе. Волку пришлось бежать из Столицы, потому что ходжерцы повсюду искали заговорщиков…

Он много думал, пытаясь связать события того дня воедино. Глупо было бы, окажись на самом деле, что между его братом и проклятым ходжерцем стояла женщина. Да и не женщина даже, а так – дешевая девчонка из ремесленного квартала. Совсем не повод умирать и рушить государства. Но другого объяснения у Волка не было.

Рассеянно переворачивая в руке сложенные очки, он повернулся и медленно побрел назад к дворцу. На пригревшее было солнце набежали откуда-то облака, и навстречу Волку спешил домоправитель с теплым плащом в руках. Всю зиму Волка мучили кашель и боль в спине. Какой из него теперь враг, какой боец? И агиллейского белого зверя настигла старость. Сточились и выкрошились клыки, ослабели лапы, нет больше ни зрения, ни прежнего чутья… В самый раз ему доживать свой век в позолоченной клетке Игулаха.

В двух шагах от домоправителя Волк вдруг остановился. А что, если… Пусть его собственному старшему сыну всего одиннадцать лет. Но у его брата и этой девки тоже был сын. Если он не сгинул бесследно в воспитательных заведениях Столицы, если не стал бродягой и вором, не копает сейчас гору на каторге или не сидит в тюрьме, если он не сын этого самого ходжерца, в конце концов, почему бы… не узнать о нем, для начала, побольше?

Открывая красную лакированную дверь, хорошо известную всякому лицеисту, Джу думал, что инспектор Дита стал ему будто родной – видятся в последнее время чуть не каждый день.

На этот раз вызов был, вроде, без причины. Учебных правил Джу в новом году нарушить не успел, а казарменные к нему более не относились: он снял-таки квартиру. Хоть и далековато, в Приречье, но зато в хорошем теплом доме, с окнами на восход и крылечком в маленький садик. Сам из себя Джу теперь тоже был красавчик хоть куда. В новом темно-зеленом кафтане на бордовой атласной подкладке, с шитой бисером правой полой, в сапогах с позолоченными каблуками, в вышитых перчатках. Он даже носовой платок в рукаве завел.

Впрочем, Джу не рассчитывал, что Дита зовет его, чтоб полюбоваться на его новый вид. Наверняка опять будет неприятность. Или про него ерунду написали в рапорте, или кто-нибудь из соучеников, позавидовав легко свалившимся деньгам, состряпал кляузу. Или же выплыл наружу какой-нибудь старый грех, счет которым Джу давно потерял, поэтому и не знал, чего теперь ждать.

Джу переступил порог, поклонился инспектору…

И увидел небывалое.

При его появлении господин инспектор Дита встал из-за стола и ответил поклоном на поклон. На этот раз вместо обычного вороха бумаг на столе Диты лежал один-единственный свиток заветного лилового цвета. Сердце Джу екнуло. «Неужто старая ведьма окочурилась», – мелькнула надежда.

Так как второго стула в кабинете инспектора не имелось, господин Дита остался стоять против Джу. Впрочем, прозрачные глаза Диты не выражали подобострастия. Всего лишь обязанность быть почтительным к человеку, который выше по рождению. И, похоже, человеком этим был даже не Джу, а тот, кто подписал лиловую бумагу.

Джу уже успел рассмотреть по печатям, что на столе у Диты – не завещание и не судебный исполнительный лист. Сказочная надежда не сбылась. Джу подавил грустный вздох.

Инспектор Дита аккуратно взял бумагу за верхние углы и торжественно объявил:

– Имею честь передать вам, господин Джуджелар, новогодние поздравления от вашего дяди, достопочтенного кира Ариксара из Агиллеи. Кир Ариксар приглашает вас на прием в честь государя Аджаннара, который состоится в одиннадцатый день лета во дворце Игулах. По этой причине вам будет предоставлен двухдневный отпуск…

Джу принял бумагу из рук инспектора Диты, и тот словно передал с лиловым листком всю свою почтительность.

– И не забывай, сынок, что ты находишься на государственной службе, – обычным своим тоном продолжил Дита. – Где бы ты ни оказался, с кем бы ни встретился, – ни на миг не забывай об этом.

За дверью инспекторского кабинета Джу повертел бумагу так и эдак. Ничего интересного, о чем бы Дита не упомянул, написано в ней не оказалось. Всего несколько церемониальных строчек, выведенных каллиграфом, и белая восковая печать с бегущим волком. Уместно, наверное, было бы прослезиться от умиления. На памяти Джу любезный дядюшка впрямую напомнил о себе в первый раз. Головой ли он ударился, что вспомнил вдруг о том, что у него есть племянник?.. Впрочем, Единый ему судья. Джу сложил лиловый свиток, сунул его за пазуху и сдул пушинку у себя с рукава. Интересно, что конкретно имел в виду Дита, напирая на обязательства по службе. Не надираться на празднике в зюзю? Быть осторожным в выборе знакомств и собеседников? Или что?..