Eve. Век эмпирей - Тони Гонзалес Страница 17

С колотящимся сердцем, чувствуя, как по лбу стекает пот, юный Хейдан вышел вперед, с головы до ног в доспехах, принадлежащих «Калдари констракшнс». Безоружный, он стоял перед мощными входными дверями, в то время как позади него десятки его собратьев-рабочих поспешно устанавливали последний из нескольких заградительных барьеров. Используя МТАКи, они буксировали из сборочного цеха броневые плиты для звездолетов и размещали их в «зоне поражения» перед входом. За ними на огневых позициях располагались мужчины и женщины с оружием, захваченным на складах корпорации. Если бы национальные гвардейцы пошли в атаку сразу после того, как откроют бронированные двери, им первым бы устроили кровавую баню. План состоял в том, чтобы просто не впустить захватчиков внутрь, учитывая то, что Тибусу и его товарищам было некуда отступать.

Голос внутри шлема Хейдана произнес:

— Девяносто секунд.

Молодой человек помнил, как близок он был к смерти, когда решил, что больше не выдержит ни дня работы на комбинате. Тибус тогда нашел его в жилом модуле, рыдающего, как ребенок, и сжимающего заостренный обломок металла, за мгновение до того, как он полоснул бы лезвием себе по запястьям.

Многие другие выбирали подобный выход. «Ради чего жить? — оправдывался он. — Ради тяжкого повседневного труда на безразличную компанию, за жалкий заработок, на который ничего невозможно купить за пределами собственности компании? Сколько ни работаешь, освободиться от этой бесконечной кабалы невозможно. И для чьей выгоды? Корпоративной элиты? Где то величие, — спрашивал он, — которое, как предполагалось, сопутствует гражданству Альянса? В чем состоит гордость расы калдари?»

И на это Хет ему ответил: «Величие достигается следованием благородным идеалам».

С этих слов началось перерождение Хейдана и родилась его беззаветная преданность задаче, способной заполнить его душу гораздо большим, чем когда-либо могла предложить корпорация. Это ведь простой вопрос «эго», основная потребность каждого мужчины — быть способным обеспечить свою семью, испытывать удовлетворение оттого, что повседневный труд способствует великой цели. Только теперь элита калдари, жиреющая вместе с ростом богатства, перестала обращать внимание на элементарные человеческие потребности и в своей безграничной жадности не способна была осознать опасность, которая возникает, когда людей лишают этих самых простых вещей.

— Шестьдесят секунд.

Они не могут изменить весь Альянс Калдари, сказал ему тогда Тибус. Но они могут привлечь внимание к его слабостям здесь, в этом самом месте, показать вселенной, что элита не столь могущественна, как считается, и что цивилизация калдари в опасности, готовая рухнуть из-за их ненасытности. «Это благородная идея, ради которой стоит жить, — вспомнил он, как говорил Тибус, сжав кулаки, — и еще больше величия в том, чтоб ради нее умереть». Чем дольше они удержатся здесь, тем больше людей воодушевится, вспомнив о духе своей расы, благодаря которому они выжили среди опасностей Нового Эдема, несмотря на неисчислимые препятствия.

Хейдан хорошо знал: следуя этим путем, придешь к неминуемой смерти. Терять было нечего; никто не оплакал бы его или кого-либо еще здесь, если бы не храбрость, пробужденная Хетом. Умрут ли они через несколько секунд или через несколько десятилетий, никто не вспомнит об их существовании, если они ничего не сделают. Все решится прямо сейчас. И если они добьются хотя бы малейших изменений в судьбе своих соотечественников, это стоит воспоминаний о тысяче прожитых жизней.

— Тридцать секунд. — Тибус продолжил обратный отсчет. — Как ты?

— Я готов, — нервно произнес Хейдан.

— Каждый человек должен учиться смотреть в лицо самому себе. Страх порожден тобой, и он должен быть побежден.

Хейдан сглотнул и встряхнул головой.

— Я больше не боюсь, сэр. Это… — честь. Я хочу сделать это.

— Я знаю, — тон Тибуса стал суровым. — Помни о своей задаче. Сделай только, чтоб он вошел. Не прибегай к физическому контакту — он должен войти по собственной воле. Понял?

Хейдан сосредоточился, изгоняя страх из мыслей.

— Да, сэр.

Глубокий, колеблющийся механический гул нарушил тишину, когда бронированные двери стали медленно открываться. Струи дождя, хлещущего снаружи, подсвеченные сотнями слепящих прожекторов, падали Хейдану под ноги.

— Мы с тобой, — сказал Тибус, когда распахнулись ворота. — Помни это.

«Столь явное неуважение отвратительно, — думал Шутсу, спускаясь с трапа скоростного каплевидного челнока в грязь и прикрывая глаза от света прожекторов. Все возраставшая толпа зевак немедленно начала выкрикивать издевательства. — Мы даем работу, кормим и одеваем этих засранцев, и все же здесь я вынужден подвергаться их оскорблениям». Он чувствовал, что на него устремлен пристальный взгляд миллионов глаз — не только собравшихся здесь, за ним наблюдал весь Альянс Калдари, поскольку камеры дронов транслировали происходящее. Далеко впереди открывались гигантские бронированные ворота сторожевой башни, выпуская наружу крошечную фигурку. Если это Тибус Хет, то этот выход — последний в его пафосной жизни, поскольку расплатой за его возмутительные преступления может быть лишь смерть.

Ревя в унисон, толпа принялась скандировать: «Хет! Хет! Хет!» — распалив ярость, с которой Шутсу пытался справиться изо всех сил. «Неблагодарные ублюдки, — подумал он, пропуская два формирования национальной гвардии. — Посмотрим, что они почувствуют, как только их герой будет мертв». Дождь, стоявший стеной, каскадом падал на громаду боевого МТАКа. Вскинув голову, можно рассмотреть за визором лицо пилота, глядящего вниз.