Сорок дней спустя - Алексей Доронин Страница 17

— Больше лажи читай, — смерил его взглядом пожилой мужик. — Мало ли че там планировалось. Тут не Москва, все станции неглубокого залегания. Да и в Москве метро — это не убежище, а душегубка, мля. От ядерной атаки не защитит. А если и защитит, то лучше не надо. Стойте здесь, я разведаю обстановку.

Он собрался подойти к спорящим, но не успел. До нас долетел далекий гул, а пол задрожал под ногами. Мы, с поезда, еще держались кучкой с краю, не смешиваясь с остальными.

Машинист отреагировал мгновенно:

— Кто жить хочет — сюда!

Он рванул на себя какой-то люк, прыгнул… и исчез. Большинство стояли столбами. Но мы, человек десять, которые находились ближе всего, кинулись за ним.

По лесенке мы скатились вниз. Метра на два. В длинный бетонированный желоб, который, видимо, проходил под всей платформой. Коллектор, как сказал потом Машинист. Там было по колено мутной воды, плавал мусор, и пузырилась мерзкого вида пена. И в это дерьмо нам пришлось улечься. Женщины плакали, мужчины матерились. В эту узкую канаву мы набились как шпроты в банке.

— Лицом вниз! — скомандовал изверг, подавая пример. — Вниз, мля, если жить хотите! Задержите дыхание!

Через десять секунд мы лежали, не позволяя себе шелохнуться.

А потом накатило. Надо мной пронеслась волна раскаленного воздуха, и я распластался, как камбала, глотая мерзкую воду и царапая лицо. В первый момент боли не было, но потом я насчитал на спине пять волдырей.

Вода стала горячей, как в батарее отопления. Теперь я понял, что чувствовали раки, которых мы с корешами варили на природе. Тряска прекратилась, а грохот все продолжался. Наверху, на станции, что-то падало. Даже через толщу воды я слышал раскатистый грохот.

Казалось, это продолжается вечность. Наконец я почувствовал, что спина больше не горит. Мы высовывались из воды, глотая раскаленный воздух. До сих пор не понимаю, как мы пережили это дело.

Я посчитал людей по головам. Одной не хватало. Я почему-то сразу понял, что ее. Протянул руку и нащупал ее волосы. Наверно, потеряла сознание и наглоталась воды. Я рывком вытащил ее и прислонил к стенке желоба. Искусственного дыхания не понадобилось — из носа и рта у нее потекла вода, она закашлялась и начала судорожно дышать. К счастью, часть воды выкипела, иначе мы бы все могли захлебнуться. Лестница, как и все металлические части, так нагрелась, что на ней можно было жарить мясо, и нам пришлось ждать. Это было невыносимо.

Выбрались мы оттуда грязные, как сволочи, но живые. И хоть промокли до нитки, но быстро высохли — жарко было, как в Сахаре, дышать трудно, гарь щиплет ноздри и ест глаза. Закрыли лицо чем попало, идем-бредем. Пол раскаленный. Кто был в тапочках-вьетнамках или босоножках, запрыгали на одной ноге. Йоги, блин, на угольях. Я был в кроссовках, так те аж оплавились.

— Вот суки, — бормотал под нос Машинист, выжимая фуражку. — Гермозатворы на новых станциях не поставили… Выжгло все метро, как нору Бени Ладена. Сэкономили, значит, сволочи… Хотя толку-то — надевай не надевай, все равно оттрахают… — Тут он надолго замолчал, погруженный в свои мысли.

Только теперь я заметил, что остальные пассажиры нигде не укрылись. Большинство не успели или не поняли, а может, пачкаться не захотели. Они не обуглились, как я ожидал. Просто обгорели. Один был еще жив и слабо шевелился. Хрипел. Наверно, легкие сожжены.

Запах жженой резины был невыносимым, напрочь перебивая запах горелого мяса.

Это было не аварийное освещение. Станция горела. Не вся. Чему там гореть, там же только бетон?

— Что встали, болезные? Им уже не поможешь. Пошли бегом, бегом!

Так моя жизнь перевернулась с ног на голову, и я снова стал тем, кем был шесть лет назад, — жалким, потерянным одиночкой. Мне оставалось только следовать за всеми в надежде спасти свою жизнь.

Тогда я не знал, что все бессмысленно.

* * *

Она вспоминала.

Они бежали по тоннелю, а вода догоняла их. На станции «Березовая роща», которую они оставили пять минут назад, вода уже плескалась на платформе. К счастью, тут был подъем, почти незаметный, градусов пять.

— Линза, что ли? — бормотал Машинист себе под нос непонятное. — Нет, многовато для линзы, льет и льет. Плотина? Да, плотина явно накрылась, но далековато для нее. Речка… Ну, это всем звездецам звездец. Тут, когда строили, проблем с водой было море. Че встали, покойнички? Вперед!

Не раз и не два им путь преграждали завалы, но те всегда оказывались не сплошными, и люди пробирались среди нагромождений бетона и породы. В одном месте путь им преградила огромная железобетонная балка. Там, где она упала, в тоннель просыпалось не меньше тонны грунта и камней.

Они шли по колено в грязной, мутной жиже. Но и та не стояла на месте — как самая настоящая подземная река, она неслась им навстречу, норовя сбить с ног и увлечь за собой.

— Этот перегон длинный, почти два километра, — сказал Машинист, не сбавляя темпа. — Силы рассчитывайте. Упадете, пеняйте на себя. Будете как эти.

Все его поняли. Три минуты назад они прошли мимо нескольких тел, правда, те люди сначала угорели, а потом уж утонули. Теперь трупы покачивались на черной маслянистой поверхности и двигались за ними, увлекаемые наступающей водой, словно преследуя их.

Один раз она упала, но тот самый плотный, коротко стриженный мужчина, который пытался подбивать к ней клинья на перроне, помог ей подняться и некоторое время вел под руку. По сути, он спас ей жизнь, ведь остальные даже не остановились. Она была благодарна, но что-то в его прикосновении ей не понравилось.

Мимо проплыл, держась за кусок фанерки, черный комок. К счастью, она поняла, что это, когда он уже скрылся из виду.

— Крысы. Крысоньки, родимые мои, — пробормотал Машинист. — Радость-то какая.

— С ума сошли?

— Баран. Если они не сдохли, значит, воздух есть. А вообще они звери хорошие. Мы им тут иногда кусочки сальца оставляем. Да не бойтесь, не сожрут. Не их бояться надо.

До станции «Золотая Нива» они добрались полуживыми. Освещения не было в помине, и они с трудом нашли лесенку и вскарабкались на платформу.

* * *

День 2-й

Как ни странно, мы еще живы. Нас здесь девять, все мы пассажиры того «счастливого» поезда. На станции живых не оказалось. Мы в относительной безопасности, у нас есть вода и пища и, самое главное, крыша над головой. Не завидую тем, кто был наверху.

Но я отвлекся. Честно говоря, именно сегодня я начал вести дневник. Записи за прошлые дни сделаны задним числом, по памяти. Поэтому они такие длинные и пространные. Дальше буду краток.

Две новости. Плохая и очень плохая.

Плохая. Мы в ловушке. Пробовали все выходы со станции — нигде не пройти. Один из взрывов явно был наземным. Машинист — я все говорю по его словам — сказал, что тот наверняка вызвал разрушение всех подвалов и подземных сооружений в радиусе… черт его знает, забыл. Досталось и метро, особенно новым неглубоким станциям и перегонам. Из-за подвижек осадочных пород и грунта, а также из-за каких-то нарушений технологии при строительстве. Торопились к сдаче, видать.