Пронск - Даниил Калинин Страница 17

И вновь я ответил горячо, резко махнув головой:

– Отступать есть куда! Коли сумеем потихому пробраться в татарский лагерь с реки, то есть с тыла, откуда они нападения не ждут, да сдюжим с пороками и мастерами, то отойти можно будет к воротам. День перебедуем в Пронске, а ночью град покинем подземным ходом и тогда уж рванем к Рязани… Что думаете, други?

Вновь повисла недолгая тишина, в этот раз какая-то напряженная, вязкая, неприятная… Но прервал ее Кречет, односложно ответив:

– Я согласен с Егором. Ежели ворог у Пронска поставил камнеметы, их нужно сжечь и мастеров перебить обязательно. Иначе, коли не тронем их, то после штурма они к Рязани придут, ее стены ломать примутся. Даже если мы те пороки, что у стольного града раньше поставят, уже успеем порушить, так новые ворог станет беречь как зеницу ока! И тогда к ним точно не прорвешься… А так выходит, что сожжем камнеметы у Пронска, а там, глядишь, обгоним на лыжах татарских гонцов и у Рязани по осаждающим внезапно ударим! Ну, и не забывайте – наши запасы также истончаются. За Пронском после прохода орды вряд ли что сумеем съестного добыть…

Слова дядьки прозвучали весомо и разумно – вновь кивают собравшиеся, поддерживая его, а заодно и меня. И действительно, все логично да разумно, вот только непонятно, померещились ли мне лукавые искорки в его взгляде или нет?!

В любом случае спасибо тебе, Кречет…

Бурундай стоял у внутренней бойницы Набатной башни, обратившись лицом к сотням тургаудов и тысячам покоренных. А в его глазах отражались отблески пламени, объявшего единственные врата, ведущие внутрь детинца орусутов! В сочетании с устремленным на нукеров жестким, безжалостным взглядом сейчас нойон казался своим воинам каким-то невероятным, сверхъестественным существом, чей гнев страшнее самой смерти!

– Сегодня я говорю с тургаудами. Сегодня я обращаюсь к избранным батырам монгольской степи, кому доверена великая честь – хранить жизнь своего темника…

Начало речи одного из лучших военачальников Батыя было относительно спокойным. Но те, кто хорошо его знал, ясно понимали: это мнимое спокойствие есть лишь затишье перед бурей… И они оказались правы, ибо мгновение спустя над притихшей тьмой отчетливо разнесся гневный рев Бурундая:

– Вы – трусливые псы, опозорившие свое имя бегством! Безвольные бабы, что никак не могут взять крепость, обороняемую жалкой горсткой орусутов! По Ясе Чингисхана всех вас давно уже ждет смерть от руки палача!!! Ибо вы показали врагу спину, сбежали, оставив своих соратников без скота, а значит и без еды!!!

Нойон ненадолго замолчал, переводя дух после яростного крика, после чего заговорил чуть тише, но веско и внушительно:

– Слушайте же мою волю… Вы смоете свой позор кровью. А своей ли или кровью орусутов, решать вам! Сегодня вы первыми пойдете на штурм их крепости, и горе тому, кто побежит или отступит назад! Ибо ждет его казнь!!!

Сделав короткую паузу, темник продолжил уже чуть торжественнее, завершая свое обращение к нукерам:

– Вы, тургауды, не смогли вернуть скот для пропитания войска, так заберите силой запасы нашего врага! А нукеры покоренных отправятся следом и, взирая на вашу доблесть, ударят по орусутам, завершив то, что будет вами начато… Хуррраг!

– Ху-у-р-р-р-а-а-а-г-г-г!!!

Дружно взревела тьма в ответ на боевой клич Бурундая, лишь гвардейцы его угрюмо молчали, испытывая острый стыд за проявленную днем ранее слабость. Решение нойона не показалось им слишком жестоким, хотя простые воины были, в общем-то, невиновны, ведь они отступили по приказу джагунов… Да только последние уже приняли смерть от рук самого темника, крайне разгневанного отступлением тургаудов! Теперь же уцелевших телохранителей нойона вели новые сотники… И все они твердо знали: путь их ныне – только вперед.

…Впрочем, нойон не собирался по-глупому терять своих людей, щедро тратя их жизни, вовсе нет. Еще ночью, в предрассветных сумерках, к закрытым после первого штурма воротам детинца подступила сотня гвардейцев, плотно сомкнувших щиты над головами. Стараясь не шуметь, они приблизились едва ли не вплотную к кромке рва. И хотя их заметили и обстреляли из башни и гродней, убив нескольких нукеров, все же тургауды с помощью пращей забросали ворота небольшими горшками с огнесмесью! Зажигательный состав до того специально перелили в малые емкости, кои было возможно перебросить пращой через ров, что монгольские вои и свершили… И Бурундай специально обратился к своей тьме в предрассветных сумерках, чтобы всем его нукерам было хорошо видно пламя, пожирающее ворота детинца орусутов – хоть малый, но успех! К слову, тушить огонь русичам мешали уже несколько сотен лучников, подступивших к крепости и укрывшихся за здоровенными заборолами. Да и китайскую огнесмесь на основе нефти не так-то просто сбить водой…

Так что к тому моменту, когда сотни тургаудов, поднявших над головами свежесбитые за-борола (все-таки темник позаботился о своих телохранителях), двинулись на штурм, орусуты сами открыли ворота, не дав пламени перекинуться и на башню.

…Воевода Ратибор велел до поры не стрелять по поганым – все одно заборола надежно их прикрывали. Наоборот, он вновь приказал закрыть все внешние бойницы досками, защищая воев от густо летящих в них степняцких срезней! И даже когда монголы миновали ров с помощью лестниц и первые их десятки настороженно втянулись в проход в воротах, он велел ждать, не тратя на ханских телохранителей кипящее масло. Лишь коротко бросил озадаченным дружинникам:

– Не время…

Однако как только тургауды вступили во двор, целиком залитый кровью их соратников, в них тут же ударил град оперенной смерти, летящей со всех сторон! Впрочем, поганые столь плотно перекрылись щитами, что лишь одна из пяти-шести стрел с редким граненым или шиловидным наконечником настигла свою цель… Но и русичи быстро поняли свою оплошность – вторым залпом на ворога обрушились стрелы уже только с долотовидными наконечниками, раскалывающими щиты. А потом последовал еще один залп, и еще, покуда в стене щитов поганых не появились широкие бреши. И вот тогда в ворога вновь ударили бронебойные стрелы, чьи наконечники всю ночь перековывались кузнецами из трофейных срезней!

Но обстреливаемые со всех сторон тургауды, теряя соратников и рискуя в любой миг погибнуть, все равно шли вперед – пути назад для них не осталось, Бурундай все предельно ясно сказал. И число вошедших в детинец поганых неуклонно росло, впрочем, вместе с их потерями…

Как и днем ранее, путь ворогу перекрыл внутренний тын. Вот только за ночь его сумели укрепить рубленным поверху замком, уже не позволяющим выворачивать бревна из частокола. Те же, что уже были обрушены, заняли свое место в монолитной стене. Более того, за настилом, уложенным на телеги сверху, прошедшей ночью выросла вторая стенка!

Однако тыновая стена – это не рубленные тарасами гродни. Лестницу приставить не проблема, тем более что нет мешающего штурму рва… И лестницы были приставлены монголами – крепкие, с коваными крючьями для захвата, чтобы их не оттолкнули… Приставили под безостановочно летящими со стен и из-за тына стрелами, под градом сулиц и падающих на головы камней…