Десять железных стрел - Сэм Сайкс Страница 17

Мы провели в дороге многие часы, как вдруг я ощутила нечто.

Лоб вдруг обдало холодом, проникающим под кожу. Я моргнула, коснувшись его двумя пальцами, на которых после этого осталась влага. Я запрокинула голову и увидела, что пошел снег.

Вокруг царственно возвышался лес, древние ели и сосны в коронах из голых веток, на тронах из шишковатых корней. Когда снег припустил всерьез, они принялись устало вздыхать, плотнее усаживаясь, словно весь лес сдерживал дыхание перед приходом зимы.

Я стянула с шеи палантин, встряхнула его и, когда снова расправила, у меня в руках оказался уже полноценный плащ. Я надела его, набросила на голову капюшон – казалось бы, от зачарованного палантина ожидаешь чего покруче, но черт его дери, если он не полезен.

Старую дорогу, извивающуюся через лес, уже укрывал тонкий снежный ковер, девственная белизна, тронутая лишь колесами караванов и проходящими зверями. Несколько ив, до сих пор упрямо хранящие листву, низко склонялись, накапливая на ветках снег. Вдалеке птица пропела единственный куплет одинокой песни, последний знак, что осень подошла к концу.

Я закрыла глаза, вдохнула холод. Леса Долины Борруса тянулись неподвижной, беззвучной, черно-белой вечностью.

Честно, если закрыть глаза на ту часть, где людей безжалостно рвало на куски, картина выходила вполне годная.

Время от времени можно было что-то разглядеть сквозь бесконечность деревьев. Вдали показалось поспешно устроенное кладбище с деревянными, торчащими как грибы, табличками для мертвецов, которых не смогли унести. У дороги ржавел революционный башенный танк, его каменно-металлический остов, разорванный магией, скрылся под снегом, крестьянин среди королей. Тут и там виднелись следы, где обрушивали свою ярость маги – гранитные статуи из солдат, с застывшим на лицах ужасом в последний миг перед ударом чар; расколотые деревья и взрезанная земля там, где вырывались огромные зазубренные шипы; случайный Отголосок обретал очертания в завитках ветра, беззвучно кричал и затем растворялся.

В Шраме разница между плохим клоком земли и хорошим заключается в следующем: или жизни неизменно угрожают твари и бандиты, или жизни неизменно угрожают воюющие за этот самый клок армии.

И Долина Борруса была одним из наилучших мест на всей этой сраной земле.

Прохладное лето, сносная зима – начало уже соблазнительное. Однако ее богатства – руда, древесина, дичь и рыба – вот, что в первую очередь привело туда Славную Революцию Кулака и Пламени, свежеосвобожденную от гнета Империума. Аналогичным образом тех же качеств – и того, что землей нынче владели бывшие подданные – хватило, чтобы заставить имперские легионы с их магами за них сражаться.

Последовавшие битвы были жестокими – чего и следует ожидать от битв между страной фанатиков с огромными пушками на боевых машинах и страной швыряющихся магией безумцев, срущих огнем, – и в конце концов победу, кровавую, временную, одержал Империум. Со временем, благодаря местным усилиям, мятежам и старому доброму счету потерь, установился шаткий мир.

Мир, которым я намеревалась пока что насладиться.

– Кудах!

Разумеется, только я.

Ездовая птица подо мной неуютно поерзала, распушив черные перья. Длинная голая шея – с лысой хищной головой с острым клювом и парой цепких глаз – дернулась, стряхивая снег, собравшийся на макушке. Конгениальность испустила еще один раздраженный вопль и перетопнула мощными когтистыми лапами, весьма раздосадованная, что эта мокрая белая штука столь настойчиво портит ее очаровательное оперение.

Для того, кто неизменно жрет падаль, пока не проблюется, Конгениальность – удивительная неженка.

– Полегче, мадама, – я погладила ее шею, успокаивая, и мягко подтолкнула в бока, чтобы она продолжала шагать. – Ты вояк когтями разрывала. Что ж скажут по соседству, если увидят, что ты боишься какого-то снежочка?

Конгениальность выгнула шею и сварливо крякнула. Я вздохнула и, потянувшись назад, в седельную сумку, зашарила рукой в поисках чего-нибудь мертвого и пушистого. Выудила полевку – буду я еще поощрять такое упрямство чем покрупнее – и протянула птице.

Шея снова изогнулась, клюв щелкнул, чуть не оттяпав мне кисть по пути, и Конгениальность сцапала грызуна. Запрокинула голову, и задние лапки полевки, сожранной целиком, скрылись у нее в зобу.

– Ну в самом деле, мадама, – укорила я птицу. – Не стоит забывать о манерах только потому, что мы в дороге.

– У вас там проблемы?

Джеро остановился на дороге впереди, натянув поводья своей птицы – потрепанным на вид имперским кустогнездом с такими тощими ногами, что на фоне мощных мышц Конгениальности им впору устыдиться, – и оглянулся.

– Она просто не привыкла к холодам, – отозвалась я, похлопывая птицу, и пришпорила ее. – Пустошники вроде нее привыкли к более мерзкой погодке.

– А-а. Ну, мне бы очень не хотелось подвергать столь утонченную даму чему-либо сверх необходимого. – Джеро хмыкнул и выслал свою птицу в неторопливый шаг, когда я поравнялась с ними. – Терассус прямо по курсу. Там нас дожидаются все роскоши и блага, которые может себе позволить горстка богатых, скучающих мудаков. Довольно скоро ты получишь все, что нужно. Уютное, теплое стойло, много еды…