К вопросу о циклотации - Борис Стругацкий Страница 16

ЮРКОВСКИЙ: По кулинарии. Одни бифштексы можно оценить на пять с плюсом!

Неожиданно на стене тускло загорается экран электронного проектора. Появляется размытое изображение лица. Далекий едва слышный голос произносит:

– «Скиф»… «Скиф»… Говорит база Бамберга… Говорит Костяков. Все работники базы Бамберга передают привет и наилучшие пожелания командиру Ермакову, штурман-инженеру Спицыну, планетологу Юрковскому, инженеру Быкову… Успеха, друзья…

Слышится сигнал, похожий на сигнал точного времени. Тот же голос говорит:

– Пятнадцатого августа девять ноль-ноль мирового времени.

Экран гаснет. ЕРМАКОВ глядит на часы.

ЕРМАКОВ: Девять ноль-пять. Спасибо, Бамберга.

БЫКОВ (удивлен): У кого же часы правильнее?

ЕРМАКОВ: И у нас, и у них. От Бамберги радиоволны идут до нас пять минут.

БЫКОВ: А что это такое – Бамберга?

ЕРМАКОВ (рассеянно): Это наша планетологическая база на астероиде Бамберга. Последний пост человечества в Солнечной системе. Дальше только мертвая материя, пустота и мы.

ЮРКОВСКИЙ: Я знаю Костикова. Работал с ним на Луне когда-то. Дельный парень. Умница.

БЫКОВ собирает и уносит посуду.

В камбузе он некоторое время стоит неподвижно, затем гордо и торжественно говорит вслух:

– Дальше только мертвая материя, пустота… и мы!

Рубка планетолета. ЕРМАКОВ над микрофоном.

ЕРМАКОВ: Абсолютное время тридцать восемь суток восемь часов ноль-ноль минут…

Каюта СПИЦЫНА. БОГДАН БОГДАНОВИЧ сладко спит, причмокивая губами.

Кают-компания. ЮРКОВСКИЙ возлежит в кресле и читает «Овода».

Каюта БЫКОВА. Здесь тесно. Между койкой и стеной едва можно повернуться. БЫКОВ лежит на узкой койке и пытается уснуть. Вертится с боку на бок. Сначала он не замечает тонкого свиста, проникшего в каюту. Свист усиливается. На лицо БЫКОВА падают розовые отблески. БЫКОВ открывает глаза. Лицо его искажается ужасом, когда он видит, как крошечная лампочка в обшивке стены над дверью наливается кровавым светом. Свист сменяется пронзительными трелями звонка.

БЫКОВ срывается с койки и в халате на голом теле выскакивает в коридор. В коридоре тоже красные лампочки и звон. БЫКОВ бежит по коридору и скатывается по трапу в кают-компанию…

БЫКОВ (кричит): Излучение!

В кают-компании уже все остальные. ЕРМАКОВ, СПИЦЫН и ЮРКОВСКИЙ неподвижно замерли, каждый на том месте, где его застал тревожный сигнал. Все смотрят на лампочку и слушают звон.

БЫКОВ (значительно тише): Излучение!

ЮРКОВСКИЙ (не поворачивая головы): Видим и слышим.

БЫКОВ: Почему? Откуда?

ЮРКОВСКИЙ: Праздный вопрос.

БЫКОВ (подходит к Спицыну): Может быть, можно закрыться?

СПИЦЫН: Спецкостюмы?

БЫКОВ: Ну да!

ЮРКОВСКИЙ: Ерунда! Спецкостюмы! Пробило оболочку и защитный слой…

Тревожный сигнал усиливается… Еще ярче вспыхивают красные сигналы тревоги.

ЕРМАКОВ (задумчиво): Да… От этого не закроешься.

СПИЦЫН: Будем ждать и считать секунды…

БЫКОВ видит, как все наблюдают за секундной стрелкой электрических часов на стене.

ЮРКОВСКИЙ: Рентген сто, не меньше.

СПИЦЫН: Больше.

ЕРМАКОВ: Сто пятьдесят.

ЮРКОВСКИЙ берет со стола циркуль СПИЦЫНА и принимается сгибать его трясущимися пальцами.

ЮРКОВСКИЙ: Сто пятьдесят – раз, сто пятьдесят – два…

Честное слово, я прямо чувствую, как в меня врезаются протоны… Интересно, долго это будет продолжаться?

СПИЦЫН: Если больше пяти минут – нам труба!

БЫКОВ: А сколько же прошло?

ЕРМАКОВ (после паузы): Прошло три минуты пятнадцать секунд.

Все смотрят на лампочки… Звенит сигнал… Отсчитывая секунды, неумолимо движется стрелка часов…

ЮРКОВСКИЙ не выдерживает. Он срывается с места и стремительно идет по кают-компании…

ЮРКОВСКИЙ: Слушайте, командир, нельзя ли выключить этот проклятый перезвон? Я не привык умирать в таких условиях!

ЮРКОВСКИЙ, как в подтверждение своих слов, сжимает циркуль в кулаке, и тот ломается. ЮРКОВСКИЙ бросает обломки на стол. СПИЦЫН невозмутимо смотрит на обломки, на ЮРКОВСКОГО…

СПИЦЫН (спокойно): Первая жертва лучевой атаки… Владимир Сергеевич, будь другом, засунь руки в карманы.

ЮРКОВСКИЙ, намеревавшийся взять в руки счетную линейку, невольно отдергивает руку и снова устремляется в свой поход по кают-компании.

ЕРМАКОВ: Четыре минуты…

Внезапно все стихает. Сигнальные лампы гаснут. Некоторое время все молчат.

ЕРМАКОВ: Четыре минуты двенадцать секунд… Отбой!

СПИЦЫН (облегченно): Ф-фу… Пронесло… (Поворачивается к Юрковскому.) А ты все-таки фат, Володенька Сергеевич, да еще и психопат притом…

ЮРКОВСКИЙ: Ну-ну…

СПИЦЫН: Ты не нукай, а достань-ка лучше новый циркуль… И в следующий раз ломай свои циркули…

ЮРКОВСКИЙ: Тебе хорошо… а у меня и без того на счету целая куча этих рентгенов!

ЕРМАКОВ (задумчиво): Удивительное невезение. Такие вещи раз в сто лет бывают.

БЫКОВ: А что это было?

ЮРКОВСКИЙ: Ясно даже и ежу – космическое излучение. Впрочем, в Антарктике вы этого не проходили.

БЫКОВ так рад, что не реагирует на выпад.

БЫКОВ: А я, признаться, думал, что у нас кожух фотореактора пробило…

СПИЦЫН: Если бы лопнул кожух, мы с тобой, Алексей Петрович, путешествовали бы дальше в виде космической пыли.

ЕРМАКОВ: Нет. Это был, конечно, блуждающий пакет.

БЫКОВ (удивленно): Блуждающий кто?

ЮРКОВСКИЙ (авторитетно): Блуждающий пакет, товарищ химик-водитель, есть не что иное, как туча протонов сверхвысоких энергий. Какая-нибудь звезда в оное время выплюнула протуберанец, и потащился он между звездами, подгоняемый магнитными полями, а мы в него и врезались…

ЕРМАКОВ: А он таскался, может быть, миллионы лет…

СПИЦЫН: Редчайший случай.

ЕРМАКОВ (с обычной сухостью): Экипажу немедленно в медотсек, на прививку арадиотина.

СПИЦЫН (жалобно кряхтя): А может, обойдемся, Анатолий Борисович?

ЕРМАКОВ: Нет, не обойдемся. Вы, Спицын, первый. Жду вас в медотсеке через две минуты. (Уходит.)

СПИЦЫН (снимая куртку): Терпеть не могу уколов, братцы…

ЮРКОВСКИЙ: А я терпеть не могу лучевой болезни. Иди, а то я пойду вне очереди.