В тени трона - К. Б. Уэджерс Страница 16

Восьмой? Я чуть не проглотила язык от изумления. Категория сыщика определяется, когда он вступает в отряд, по результатам целой серии экзаменов. Это не формальный ранг, а, скорее, показатель врожденных умений, какими обладают люди вроде Зина и Эммори.

Выходит, Эммори – эксперт-сыщик высочайшего класса… Даже если бы Портис меня не сдал, эти двое все равно отыскали бы.

– Подтверждаю: сыщик пятой категории Старзин Хафин. Начинаю визуальное сканирование. Опознана Крессен Стоун. Контрабандистка, объявлена в розыск Солярианским Конгломератом за контрабандную торговлю оружием (семьдесят восемь эпизодов) и мелкие кражи (три эпизода), а также, согласно определению Галактической Комиссии по безопасности, за вооруженные нападения (сорок три эпизода) и сто шесть эпизодов…

– Если они вознамерились огласить весь список, мы проторчим тут до утра, – сказала я, подняв руку. – Продолжайте дальше.

– Начинается сканирование ДНК. – Охранник сдвинул свой щиток и приложил перчатку к моей руке. – Опознана Крессен Стоун.

Температура вокруг возросла еще на градус. Я изучала свои ногти, с трудом скрывая улыбку. Все-таки этот мод был лучше, чем я думала, если оставил в дураках даже дворцовую охрану.

– У меня есть запись надежного скана, – сказал Эммори.

– Ваш скан нельзя считать надежным, сыщик. Начинаю более глубокое сканирование.

Охранница сомкнула пальцы на моем запястье. Хватка ее, оказавшаяся неожиданно сильной и горячей, почти обжигающей, попутно испепелила воспрянувшую было надежду выбраться из всего этого дерьма.

– Подтверждаю: ее императорское высочество Хейлими Мерседес Джайа Бристоль, вторая дочь императрицы Мерседес Аадиты Констанс Бристоль, наследница трона Индранской Империи.

– Черт возьми, язык сломать можно, – пробормотала я.

Сзади кто-то сдавленно хихикнул. Охранница нахмурилась.

– Вы можете войти во дворец, – сказала она.

Все слаженно шагнули вперед.

– Но не отряд, – добавила охранница.

– ИОО должны иметь допуск, – возразил Эммори.

– Но у них его нет. Дальше вам придется следовать одной.

Я позволила себе оглянуться и заметила робкую улыбку Фазе. Не успела я улыбнуться в ответ, как Эммори схватил меня за руку и втолкнул в открытую дверь, которая и захлопнулась за нами троими.

Ледяные пальцы тревоги все еще сжимали мой хребет. Грохот захлопнувшейся двери лишь усилил ее хватку, и я почувствовала слабость в коленях.

– Не нравится мне это.

– Согласен, ваше высочество.

Я осознала, что сказала это вслух, только когда Эммори ответил мне. Он отпустил мою руку, и в напряженном молчании мы двинулись вперед по коридору, свернули налево, направо, снова налево. За это время грубо отесанные каменные стены сменились полированным обсидианом, в свою очередь уступившим место белому мрамору с голубоватыми прожилками.

Всего дважды в жизни я ходила этим коридором. В первый раз – когда мне было четыре, после церемонии похорон бабушки. Меня нес отец. Цера шла рядом с ним, а мать несла Пас. Наконец мы подошли к богато украшенной двустворчатой двери в конце.

Едва миновав ее, мать опустилась на колени, не спуская Пас с рук. Отец опустил меня на пол, и мать знаком велела мне подойти ближе.

– Я люблю вас всех, – сказала она с успокаивающей улыбкой. Все еще наша мать, хотя в коронационном сари из тяжелой парчи она выглядела весьма величественно… – Помните это. Впредь ничего не изменится.

Боги, какая это была ложь! Стоило нам пройти сквозь эту дверь, изменилось все. Абсолютно все.

Второй раз мне довелось пройти по этому коридору на похоронах отца. Гроб, плачущие сестры, каменнолицая императрица-мать, у которой нет времени на нежности накануне войны…

Подойдя к двери, я замешкалась. Зин, шедший следом, наткнулся на меня, шепотом извинился и опустил большие ладони мне на плечи.

Двери украшала изысканная картина, изображавшая разрыв Индраны с Солярианским Конгломератом в шестом веке Диаспоры Геи. Однако – это я узнала давным-давно – ее монолитные металлические створки пятифутовой толщины были практически непробиваемы.

– Ваше высочество?

– Дайте мне минутку, пожалуйста.

Я в принципе терпеть не могла кого-то о чем-либо просить – тем более тех, из-за кого я влипла в это дело, что было еще унизительнее. Но мне нужна была эта треклятая минутка, прежде чем я пройду через эти двери в тронный зал – хотя бы только затем, чтобы оплакать всю жизнь, остающуюся за порогом.

«Все кончилось, Хейл, – вновь зазвучал в ушах голос отца – давно забытое воспоминание, всплывшее из глубин памяти. – Ты можешь плакать или смириться с положением вещей. Я не могу сделать выбор за тебя. Сам я никогда не рыдал над пролитым молоком».

Я развернула плечи, вскинула подбородок, укрыла лицо под королевской маской.

– Ладно, – проворчала я. – Закончим этот балаган поскорее.

Сделав глубокий вдох, я толкнула дверь.

Даже в два часа ночи просторный зал кишмя кишел вельможами и всеми прочими, сумевшими разжиться приглашением на прием по случаю моего возвращения домой. Ничего подобного в индранской истории еще не бывало, и около тысячи пар глаз воззрились на меня в безмолвном ожидании.

Тишина в тронном зале не могла бы стать еще более безмолвной, даже если бы кто-нибудь бросил сюда звукоподавляющую бомбу.

Однако перешептывания начались еще до того, как я достигла середины зала, и принялись нарастать, словно приливная волна на море Лакшитани.

Ступая по скользкому полу из белого мрамора, я остановила взгляд на золотых лучах в верхней части трона, чтобы не смотреть на мать.

Мы подошли к ряду черных каменных выступов – из гладкого пола перед троном торчали острые обсидиановые шипы, и никому, даже членам семьи, не разрешалось пересекать эту линию без дозволения императрицы.

Я опустилась на колени. Двадцатилетняя привычка чуть не заставила меня не отводить взгляда от матери. В обществе По-Сина это было необходимо, но с матерью могло повернуть ход событий совсем не туда – возможно, и к кровопролитию. Посему я опустила взгляд и склонилась книзу – так, что лицо оказалось на волосок от каменных шипов. Зин и Эммори по бокам сделали то же самое.

– Мать, – произнесла я, не глядя на нее. – Я вернулась домой.

Мой голос эхом раскатился по залу, и перешептывания смолкли.

– Несмотря на два глубоких сканирования, мы все же отказываемся в это поверить. – Ее тон ничуть не изменился – все та же едкая издевка и усталое раздражение, от которых я страдала многие годы. – Дитя мое, что ты сделала со своими волосами?

Толпа вокруг зароптала, и я до крови прикусила язык. На этот вопрос прямо отвечать не стоило.