Когда палач придет домой - Александр Риттер Страница 16

– Меня время не жмет.

– Хорошо. О ком требуется информация?

– Это некая Светлана Белова. По всей видимости, она приехала из России год-два назад, работает по контракту с ВОЗ. Возраст около двадцати семи лет. Описание внешности требуется?

– Желательно.

– Рост примерно сто семьдесят сантиметров, волосы светло-рыжие, глаза серые, нос курносый, подбородок резко очерченный.

– Ясно. Я думаю, мне удастся найти необходимую информацию, – сказал инспектор и добавил после небольшой паузы:– Позвоните мне часа через три.

– Можно также запросить документы о въезде в страну, раз уж она приезжая.

– Всенепременно, хотя с этим могут быть проблемы.

– Почему? Обычный запрос.

– Не в этом дело. Просто я сейчас сильно загружен, мне подкинули пару сложных дел, так что времени у меня маловато, чтобы сделать запрос еще и в МИД.

– А что за дела, если не секрет? – спросил я как можно безразличнее. Никогда не вредно узнать, что происходит в стане врага.

– Да какой секрет, – проворчал Джеймс. – Завтра утром прочитаете в любой газете о моих новых делах. Несчастный случай с Альбертом Слейдом, это всемирно известный физик, если вы не знаете, и убийство – кстати говоря, как раз на Бристоль-стрит. Какая-то женщина позвонила около полуночи и сообщила о нападении. Мы приехали и нашли там три трупа – банда из Торвальда, все убиты голыми руками, и никаких следов. Только несколько капель крови, которые могли принадлежать убийце.

– Да, дела сложные, особенно последнее, – почти искренне посочувствовал я ему и уже гораздо менее искренно добавил: – Желаю вам удачи в их раскрытии.

– Да уж, тут удача мне бы очень пригодилась, – мрачно ответил инспектор и повесил трубку.

Я тоже повесил трубку и от души пожелал ему никогда не раскрыть ни дело Слейда, ни дело об убийстве Торвальдской банды, потому что в противном случае мне придется ликвидировать инспектора как угрозу режиму секретности нашей организации, а Джеймс был симпатичен мне и как человек, и как профессионал.

Вообще странное дело. Убита банда, за которой долго охотилась вся лондонская полиция, и теперь один из опытнейших офицеров Скотленд-Ярда должен был отыскать их убийцу, которому за освобождение города от этой нечисти стоило бы повесить на грудь медаль, а не отправлять в тюрьму на долгие годы. Пожалуй, вчера я оправдал гордое звание палача, уничтожив этих трех ночных шакалов, палача, чье назначение – проводить последнюю грань между тьмой и светом, злом и добром, скрывая под красным колпаком лик Справедливости. Кто-то же должен, в конце концов, лечить болезни. А такие заболевания, как это, можно вылечить только одним способом, и я – лучший специалист по этому лекарству.

«Черт, опять меня понесло, – злобно подумал я. – Может, еще раз сходить к Дженис? Она всегда требует, чтобы мы рассказывали ей о своих снах и необычных мыслях».

Я засмеялся, представив себе ее реакцию, закурил и пошел на кухню. Делать мне было нечего, поскольку все, что надо было сделать, я уже сделал, а что-либо сверх этого делать было слишком опасно. Поэтому я решил просто посидеть и подумать, проанализировать события последних дней, особенно вчерашнего. Полезное занятие – анализировать свои ошибки и вообще все, что происходит вокруг тебя. Для человека моей профессии это единственный шанс выжить. Впрочем, как мне кажется, иногда любому человеку необходимо просто посидеть и подумать о своей жизни и о том, что он уже сделал и попытается сделать в будущем. Давно я уже так не сидел наедине со своими мыслями. Очень давно. Настолько давно, что даже не смог вспомнить, когда же я так сидел в последний раз, несмотря на то, что у меня великолепная, профессиональная память. Наверно, в этом просто не было необходимости.

Вчерашний день. Прошлое, которое совсем недавно было настоящим. Ликвидация Слейда, поставленный сэром Найджелом вопрос о моей профпригодности, фактически вопрос о моей ликвидации как непригодного более к работе и ставшего в результате этого опасным свидетелем, благополучное завершение этой полужуткой, полусмешной истории и неожиданная встреча с пшеничноволосой непредсказуемой Светланой.

Пожалуй, именно эта часть вчерашнего дня более всего озадачивала меня. Я не мог понять ее. Большинство людей очень легко понять, достаточно лишь повнимательнее взглянуть на их действия и поступки, на их жизнь. В большинстве случаев для этого даже не обязательно хорошо знать этих людей, достаточно порой лишь нескольких минут общения. Но Светлана Белова была загадочна и непредсказуема. Я не мог понять мотивов, которые побуждали ее к тому или иному действию, может быть, все же просто потому, что наше знакомство с ней было столь недолгим, меньше часа. Слишком мало для того, чтобы делать какие-либо выводы. А главное, я не мог понять, отчего мне так хочется вновь увидеть ее. Желание просто пройтись с ней по улице, поговорить о чем-нибудь было столь сильно, что я нарушил бы ради этого любые запреты службы, какие бы кары ни грозили мне за это нарушение.

Это новое пугало меня. Такое чувство бывает, когда смотришь вниз, перегнувшись через перила балкона на верхнем этаже небоскреба. Путающая, страшная, но невыразимо прекрасная, тянущая к себе даль, в которую хочется броситься лишь для того, чтобы испытать блаженство полета, даже зная, чем он закончится. Привычный мне мир – мой мир – казался карточным домиком, построенным злым ребенком, по сравнению с тем, что открывалось передо мной.

Мы одиноки. Это один из главнейших законов службы. Мы не должны обзаводиться семьей, пока не выйдем в отставку, поскольку в противном случае режим секретности может быть нарушен, а это, пожалуй, единственное, чего действительно боятся наши руководители. Любые отношения между сотрудниками секретных спецслужб строго запрещены по тем же соображениям. Конечно, кратковременные интрижки с посторонними не запрещаются, мы же не монахи, но эти мимолетные развлечения лишь еще больше подчеркивают наше одиночество. Даже друзей нам запрещено заводить, как в среде коллег, так и среди посторонних. К тому же большинство палачей так или иначе находятся под наблюдением своего бюро, что, разумеется, не способствует личной жизни, поскольку палачи знают о наблюдении. Только особо отличившиеся палачи, то есть ветераны типа меня, имеют право жить, не находясь под постоянным контролем, но те, кто дожил до получения этих привилегий, как правило, уже слишком привыкли к своей одинокой жизни, чтобы что-то в ней менять.

Я поморщился. Думать о таких вещах не принято. Тем более при моем-то опыте.

«Опять понесло, – подумал я. – Что-то часто меня в последнее время несет думать о всяких глупостях».

Автоповар засвистел, указывая на то, что заказанный мною завтрак готов.

Я затушил сигарету и сел завтракать.