Погоня за панкерой - Роберт Хайнлайн Страница 16

– Похоже на «m» с тильдой сверху.

– Да, так и есть, но это у русских вместо нашего «ти».

– Нет, у русских вместо нашего «ти ^[33]» «chai». В толстых стаканах с клубничным вареньем.

– Прекрати, Язва. Итак, у нас есть «x», «y» и «z», «t», «тау» и «тэ». Всего шесть измерений. Теория основывается на том, что все эти оси находятся под прямым углом друг к другу и что любую из них можно заменить на любую другую с помощью вращения… или что можно задать новую ось координат, не седьмую, а способную заменить одну из шести, посредством перемещения… скажем, заменить «тау» на «тау-прим», переместившись по оси x.

– Зебби, я думаю, что отрубилась еще четыре координаты назад.

– Покажи ей тривол ^[34], Зеб, – посоветовал мой муж.

– Хорошая идея, – Зеб взял у Джейка какую-то штучку и поставил на стол передо мной: она напоминала игрушку, что была у меня в детстве, только у этой вместо шести шипов имелось четыре: три касались стола, образуя треногу, четвертый смотрел прямо вверх.

– Это оружие, – сказал Зеб, – изобретенное много веков назад. Концы должны быть острыми, тут они сточены, – он подкинул «ежика», и тот снова упал на стол. – Как бы оно ни упало, одна колючка всегда направлена вверх. Разбросай их на пути атакующей кавалерии, и лошадям это вряд ли понравится. В Первую и Вторую мировые их снова использовали – против всего, что ездит на надувных шинах – велосипедов, мотоциклов, грузовиков и тому подобного. Если сделать их достаточно большими, то они способны повредить танки и другие гусеничные машины. Для партизанской войны подходят маленькие, вырезанные из колючих кустов – обычно они бывают отравленные и довольно опасные.

Но сейчас эта смертоносная игрушка – всего лишь геометрическая проекция, изображение координат четырехмерного пространственно-временного континуума. Каждый шип находится под углом девяносто градусов к любому другому.

– Вовсе нет, – возразила я, – эти углы больше прямых.

– Я же сказал, что это проекция, Язва, это изометрическое представление четырехмерного пространства в трехмерном. Это искажает углы, ну а возможности человеческого глаза ограничены. Закрой один глаз и посиди тихо, и ты увидишь только два измерения. Иллюзия глубины – это результат работы мозга.

– Я не особенно хороша в «сидении тихо».

– Да, чего нет, того нет, – согласился мой муженек, которого я нежно люблю, но в этот момент готова была придушить.

– Но я могу закрыть глаза и ощутить три измерения своими руками.

– Хороший подход. Тогда закрой глаза, возьми эту штуку и представь, что шипы – это четыре направления в четырехмерном пространстве. Тебе что-нибудь говорит слово «тессеракт» ^[35]?

– Мой учитель геометрии в школе показывал нам, как их делать – то есть их проекции, – используя модельный воск и зубочистки. Это было прикольно. Я нашла другие четырехмерные фигуры, которые было легко проецировать. И разные методы проекций.

– Язва, у тебя был незаурядный учитель геометрии.

– И он вел незаурядный курс геометрии. Не падай в обморок, Зебби, но я училась с теми, кого называли «опережающими учебный план» после того, как стало «недемократичным» называть их «особо одаренными».

– Вот черт! Почему же ты вечно изображаешь из себя дурочку?

– А почему ты судишь обо всем поверхностно, молодой человек? Когда не смеешь плакать, остается только смеяться. Это безумный мир и единственный способ получать от него удовольствие – относиться к нему как к шутке. Но это вовсе не значит, что я ничего не читаю и не умею думать. Я прочитала все от Элоизы Джиблетт ^[36] до Фреда Хойла, от Поля Сартра до Лайнуса Полинга. Я читаю в ванной, я читаю в туалете, я читаю в кровати, я читаю, когда ем в одиночестве, и я бы читала во сне, если бы умела спать с открытыми глазами.

– О'кей. Я прошу прощения. Профессор, мы можем ускорить наш семинар, мы недооценили нашу опережающую учебный план студентку. Хильда – это сплошной интеллект!

– Зебби, может, поцелуемся и заключим мир?

– Занятие еще не закончено.

– Зебадия, для этого всегда найдется время. Правда, папа?

– Поцелуй ее, сынок, или она будет дуться.

– Я не дуюсь, я кусаюсь.

– И к тому же она просто милашка, – сказал Зебби, после чего сграбастал меня за плечи, подтащил к себе через стол и крепко поцеловал. Потом он резко отпустил меня и продолжил: – Внимание, класс. Два шипа макета, окрашенные в синий цвет, изображают трехмерный мир нашего опыта. Третий, окрашенный в желтый – привычное на t-время. Четвертый, красный, изображает одновременно тау-время и тэ-время, неисследованные временные измерения, необходимые для теории Джейка.

Язва, мы ужали шесть измерений в четыре, и теперь мы либо работаем с ними как с аналогией шести, либо нам придется использовать математику, которую никто не понимает, кроме Джейка или моего брата Эда. Если, конечно, ты не сможешь придумать какой-нибудь способ спроецировать шесть измерений в три – ты, похоже, отлично разбираешься во всяких проекциях.

Я закрыла глаза и хорошенько поразмыслила.

– Зебби, я не думаю, что такое можно проделать. Может быть, Эшер ^[37] сумел бы с этим справиться.

– Это можно сделать, дражайшая моя, – сказал мой дражайший, – но весьма неудовлетворительным образом. Даже на дисплее, при наличии компьютера такой мощности, что он способен будет схлопнуть одно или несколько измерений одновременно. У супергипертессеракта – а в шестой степени – слишком много граней, углов, сторон, плоскостей и гиперплоскостей, чтобы их можно было охватить глазом. Заставь компьютер схлопнуть измерения, и останется то, что ты уже знаешь. Я боюсь, что это врожденный порок визуальных концепций в человеческом мозге.

– Думаю, папа прав, – согласилась Дити. – Я долго поработала над такой программой. Я не думаю, что сам доктор Марвин Мински ^[38] смог бы лучше показать все в плоской проекции. Головидение? Я не знаю. Я бы попыталась, окажись у меня в руках компьютер с голодисплеем и умением добавлять, схлапывать и вращать шесть координат.