Пустая Земля - Лана Лэй Страница 16

Мы немного помолчали. Я продолжила грустные мысли о несостоявшемся замужестве, машина тоже что-то крутила в своих кремниевых мозгах.

— Мнение! — наконец изрёк Эндо, а я подняла на него глаза. — Человек сказал мнение. Мнение — субъективная точка зрения на какой-то вопрос.

— Какая субъективная?! — возмутилась я. — Так все и было!

— Человеку нравится его мнение? — будто бы не слыша меня спросил противный Эндо.

— Что-о? — я оторопела от такого возмутительного высказывания. — Мне бы понравилось, если бы ты… — начала я и осеклась от ругательства. Все-таки не стоило сразу портить отношения с бытовым роботом, который из-за какой-то программной ошибки вёл себя слишком нагло. По крайней мере, наши роботы никогда не высказывали свою позицию и уж, конечно, не провоцировали хозяев. — Мое мнение верное, Эндо. — Произнесла я уже спокойней. — Ты можешь спросить, как меня зовут. Тебя — Эндо.

— Узнать характеристики человека, — сделала обобщение машина и поделилась им вслух со мной. — Какое у тебя имя, человек?

— Аля, меня зовут Аля, Эндо. Аля значит Альтарея. Можешь меня называть по имени. — Я доброжелательно улыбнулась, хотя уже основательно точила зуб на мерзкого робота.

— По имени в ситуации, — алгоритмы кремниевых мозгов почему-то не хотели отвечать по-простому и скрипнув от натуги, выдали: — Сердитая Аля.

— Да, я сержусь, Эндо, в этом ты прав. Разве я могу радоваться тому, что нахожусь в безнадёжном плену у жестокого человека и неизвестно, какая судьба меня ждёт? — сжимая кулаки я резко посмотрела на потряхивающий чешуйками шар, словно он являлся источником моих бед.

— Радость — субъективная функция жизни, — припечатала мудреность машина. — Человек жив, человек может быть рад. Когда Альтарея испытала максимальное значение радости? — последовал каверзный вопрос.

Перед глазами тут же всплыли тонкие пальцы Овчанкина, сжимающие мои руки, эхом пронеслись трепетные слова. Глаза моментально увлажнились.

— Замолчи! — рявкнула я так, что Эндо подпрыгнул в воздухе, сотрясая всеми своими рассеивателями. Не оставляло сомнений, что робот был таким же безумным, как и его создатели. И на уме у кремниевых мозгов стояла задача доводить меня до белого каления.

— Я не могу быть полностью бесшумным, — Эндо воспринял мою угрозу слишком прямолинейно, — нейротипические элементы и антигравитационные энджеры могут издавать шум на уровне до 20 децибел.

— Можешь шуршать, — глубоко вздохнув, милостиво разрешила я, устраиваясь поудобнее на полу. Какой смысл злиться на единственного помощника? Силы нужны для другого. Необходимо многое обдумать на случай, если вернётся дальтериец и устроит мне допрос с пристрастием.

Глава 7

Чужая рождает воспоминания. Лишние воспоминания. Пустые… Врываясь в сознание, словно опасный осколок астероида, продырявивший жизненно важный двигатель. Злюсь. Белые нити тянут на себя, парализуют, образуя паутину образов, от которых я стремлюсь убежать всю свою жизнь… Но они вновь настигают меня неконтролируемым темным потоком. И ярость сильнее толкает обратно…

Крики матери и младшей сестры донеслись в тот момент, когда я сосредоточенно изучал нейронный элемент в импровизированной лаборатории. Как всегда, время пробежало стремительно и я засиделся до утра, когда красноватые лучи прорезали окутанное сизой дымкой пространство. Откинув микроскопическую схему, я со всех ног бросился из подвала на второй этаж нашего небольшого, построенного из недорогих углеродных пластин дома.

Захватчики напали внезапно и бездушно в самый разгар утреннего сна. Подозреваю, что большинство жителей так и не узнали, каким образом и от чьей руки отправились в темные глубины вселенной. Маленькая Сайна же по недоразумению проснулась, разбудив своими криками мать.

Я моментально оказался перед стеной детской комнаты, прозрачной с одной стороны. Картина, поистине достойная самого кошмарного сна, в тот же миг предстала перед глазами. Сайна на руках у матери, крепко сжавшая воротник маминого платья. Пронзительно синие глаза, наполненные слезами, застыли в немом недоумении. Мать с гримасой непередаваемого ужаса на лице, умоляющие глаза, побелевшие костяшки пальцев, луч света из окна выхватил испарину, моментально покрывшую высокий лоб. Такой же красный луч, как и силовое лезвие в руках человека напротив.

Мой мозг с поражающей тщательностью перечислял ужасающие детали, буквально приковав меня к месту. И он… Захватчик с поразительно ледяными волосами, застыл в онемении, не решаясь двинуться вперёд. Готов поклясться, что несколько секунд он колебался, не решаясь нанести удар. Несколько секунд судьбоносного выбора. Для всех. А я… Я мог использовать это время. Но липкий страх ледяными ручищами, такими же, как и волосы захватчика, оплёл мои ноги невидимым канатом, парализовал, заставляя смотреть неподвижно. Сердце, казалось, пробило все рёбра в попытке вырваться наружу. Но… я стоял. И даже мой дар, мое проклятье, из-за которого меня ненавидели и боялись ровесники, в самый решающий момент тоже испарился, словно страх решительно уничтожил любую попытку сопротивления. Стёр мою личность с лица земли. Испарил мою суть, оставив вместо меня малодушное ничтожество.

Красный меч сверкнул неожиданно, деля мою жизнь на до… и после. Разрубая, рассекая хрупкие тела, словно мешающую прослойку воздуха. Настолько резким был удар. Вряд ли Сайна и Олифа сумели что-то ощутить. Лишь слабый запах обожженной плоти и моментально остекленевшие глаза говорили о том, что нечто неладно. Черт! Слово неладно абсолютно не подходящее…

Захватчик поспешил покинуть комнату, я едва успел нырнуть в нишу и скрыться с его глаз, сжимая рукой рот, готовый извергнуть вой безумия. Быстрыми шагами он спустился по лестнице, что-то зашипело, отбрасывая искристые отблески. Белый огонь… Убийца, теперь его, определенно, можно было назвать так, просто поджег дом, ускорив распространение огня кастовым окислителем.

Я бросился в комнату, не в силах сдержать рвущийся из груди рёв дикого животного. Сюрреалистичная картина, в которой мать с сестрой так и остались стоять, прислонённые к стене и ещё теснее друг к другу, с застывшими кукольными глазами, смотрящими прямо, перед собой. Неподвижные, немые, идеальные статуи, не живые… Последнее, что они видели — лицо захватчика, его прозрачно-стеклянные, словно потерявшие всякое выражение, глаза. И кровь… следы крови, вмиг пропитавшие одежду ровно посередине. Хотя луч такой силы, как правило, запаивает срез наглухо. Посередине… них. Которые теперь превратились в неодушевленные объекты.

Я долго рыдал на коленях, бессильно глотая воздух ртом, ненавидя воздух за то, что позволяет мне дышать. И жить. Я стоял там так долго, что уже едкие пламенные языки стали забираться в комнату. Я желал лишь одного — чтобы они поглотились меня яростно и безвозвратно… Но… снова смалодушничал. Не смог умереть. Первые свои шрамы я получил именно тогда — выбираясь из охваченного пламенем дома. А душа… душа навсегда покрылась чёрной коркой, словно выжженная земля, в которую превратился наш дом. Она трескалась и болела каждый раз при упоминании Третьего Галактического Союза.