Глубокий поиск. Книга 2. Черные крылья - Иван Кузнецов Страница 16

Ничего удобного для работы с тонкими энергиями я не находила в этой позе и теперь не нахожу. Но следовало демонстрировать приверженность тибетским традициям. Мне этот «лотос» не помогал, однако и не мешал…

Время было далеко от условленного, поэтому я настроилась на экстренный вызов.

Дежурила Женька. Мне повезло, потому что Лидочка – при всей моей любви! – менее доверчива к собственным ощущениям. Оттого она будет долго прислушиваться и перепроверять, прежде чем ответит. Это важно: она не должна случайно выйти со мной на связь без крайней необходимости. Вот Женьке уверенности не занимать!

Характерное мысленное прикосновение. Ни с чем невозможно спутать это ощущение – когда не ты думаешь о человеке, а человек сам интенсивно думает о тебе. Тем более – если хочет быть услышанным.

Я давно готовилась к этому сеансу связи, подбирала информацию и образы для её передачи. Несмотря на долгий перерыв в упражнениях, дело быстро пошло. Всё – как в радиообмене: сообщение – подтверждение приёма – следующий информационный блок; сообщение – запрос на уточнение – повторение.

Пока Женька переваривала очередной кусок сообщения, я поглядывала на монастырь: не позовут ли меня назад – и прощупывала пространство: нет ли за мной наблюдения на тонком плане.

Наконец справились с передачей. С нас обеих, думаю, семь потов сошло: новостей-то у меня накопилось видимо-невидимо! Теперь настала моя очередь задавать вопросы и принимать информацию.

Увы, мне так много не расскажут! Вся жизнь в Лаборатории – один большой секрет. Моя голова напичкала прежними секретами, а уж новых мне знать никак не полагается. Мне ведь что интересно? Ушёл ли Игорь и успешно ли внедрился? Набрал ли товарищ Бродов новых учеников в нашу Школу? Не готовят ли девчонок к внедрению? Последнее я узнаю, когда на связь выйдет новая, незнакомая напарница или напарник. Оставалось выяснить, все ли здоровы и нет ли у кого новостей дома, в семьях. Всё благополучно, если Женька не врёт. У Симы двоюродный брат тяжело ранен, но жив. Девчонки стараются лечить его, хоть расстояние до госпиталя очень велико. У Кати появился ухажёр – очень хороший парень, но скоро он опять отбывает на фронт. По умолчанию я догадалась, что Игорь уже где-то далеко, и Женя ничего не знает о нём.

Только я собралась попросить Женю объяснить, что происходит на Кавказе, и вообще показать главные события на фронтах, как заметила Фрица, призывно махавшего мне рукой с порога трапезного корпуса монастыря. Видимо, нас ждёт прощальная совместная трапеза. Пришлось прервать связь, наскоро объяснив, что следующий сеанс состоится опять в непредсказуемое время.

На рассвете вся делегация лам выстроилась во дворе для торжественной процессии. Все были в парадных одеждах, на головах – шапки с огромными гребнями. Сопровождающие монахи держали курительницы, щедро овевая процессию благовониями. Выстроился целый оркестр: глубокий, душу пронимающий насквозь голос труб мешался с глухими ударами барабанов и полной какафонией каких-то струнных инструментов, флейт, колокольчиков. Среди прочего можно было разглядеть рожки из человеческой кости и белые человеческие черепа, по которым ударяли колотушками. Ламы и монахи протяжно пели низкими грудными голосами с витиеватыми модуляциями.

Ждали нас. Немцы как ни в чём не бывало пристроились к веренице лам сзади. Меня же кто-то из лам выхватил из толпы, едва не на руки подняв, и засунул в самую середину своего жёлто-бордового отряда. Моих новых «соплеменников» это ничуть не обескуражило. Значит, была заранее такая договорённость.

Ламы и монахи пели гимны, я запела вместе с ними, как обычно, на ходу разбирая непонятные, бессмысленные слова или заменяя их похожими звуками. Процессия двинулась. По-моему, впереди несколько человек несли длинные расшитые флажки.

Приподнятое состояние торжественного, «праздничного» транса быстро передалось мне. Я не видела причин сопротивляться, однако и до беспамятства погружаться не собиралась. Я решила, что ламы намерены с ритуальными песнопениями загружаться в самолёт. Это меня слегка позабавило. Я даже представила, как немцы, плетясь в хвосте шествия, уговаривают себя сцепить зубы и перетерпеть церемонию до конца, дабы не обидеть своих экзотических союзников.

Между тем, не успели мы выйти за ворота, ламы на ходу одели меня в белый шёлковый балахон, тонко расшитый белого же цвета нитями. Наружу торчала только голова. Ну и руки при желании можно выпростать.

Получилась интересная диспозиция: я – маленькая, в светящемся от белизны балахоне, с ёжиком льняных волос, выгоревших под горным солнцем, не успев отрасти, – и высоченные в своих жёлтых шапках-гребнях ламы плотно окружили меня со всех сторон. Гимны – громче, благовония – гуще. Определённо я оказалась в центре некоего ритуала. Если б на меня была возложена роль маленького Будды, то, вероятно, меня бы торжественно несли на носилках. Но нет, я топала своими ножками.

Всё тем же неторопливым, торжественным шагом, каким начали движение, мы пересекли ущелье и стали подниматься на его противоположный склон.

Ламы аккумулировали мощную и чистую энергию, которой всё прибавлялось. Ни с чем не спутаешь: сейчас мы имели дело с Великими энергиями Светлого спектра! Что там происходит с немцами, пока не прощупывалось. Только чувствовалось, что они принимают ситуацию как должное, не нервничают и не злятся на проволочки с отъездом.

Среди неопрятного густого кустарника на крутом склоне внезапно обнаружился зиявший чернотой вход в пещеру. Один за другим все входили, не нагибаясь.

После ослепления темнотой глаза стали привыкать. Кроме того, в пещеру внесли горящие факелы. Все сопровождавшие процессию остались снаружи; смолк шумный оркестр, огорошив внезапной тишиной. Внутри пещеры оказались только двадцать избранных лам, двадцать немцев, членов экспедиции, да я.

Впервые в жизни я – в пещере, но, к счастью, не впервые – под землёй! Спасибо искусственным «пещерам» метро: оказавшись в настоящей, я не была сражена наповал и деморализована. А «соплеменники», кажется, даже поглядывали на меня с гордостью: вот какая стойкая и выдержанная ариечка!

Пещера оказалась огромной и в ширину, и в высоту. Её своды терялись в непроглядном мраке, а посередине изгибалась чистая, светлая от факельного огня река. То расширяясь, то сужаясь в каменной породе, она образовала небольшое озерцо в самой просторной части пещеры.

В пещере царил холод – как в леднике.

Мы осторожно двинулись по камням, справа от озерца по крепкому деревянному мостику перешли реку и углубились в более узкую часть пещеры. В свете факелов в прозрачной речной воде мелькнули некрупные рыбы, покрытые белой кожей вместо чешуи.

Ламы не переставали петь, но в пещере они делали это совсем тихо. Лишь эхо причудливо и таинственно подпевало нам, множа голоса.

В тёмном закутке пещеры у отвесной стены обнаружилась лестница. Самая обыкновенная металлическая лестница, по какой высотники залезают на заводские трубы. Откуда она здесь?! Вела она между тем в совершенно необыкновенный «тоннель». Узкая вертикальная шахта косо уходила вверх, насколько хватало света факелов.