Проект «Око» - Александр Якубович Страница 15

— Хорошо. Допивай и пойдем.

— Можно хоть не торопиться?

— С довоенным виски Томми и торопиться? Он нам головы открутит, — усмехнулся Джо и посмотрел на своего патрона. — Да, Томми?

— Само собой, — ответил Бригадир. — Посидим немного и пойдем. Заодно подумай, что главному скажешь.

Спустя десять минут Оливер покончил с остатками виски, встал, взял лежащий на земле рюкзак и протянул его подошедшему Джо:

— Можешь присмотреть? Не думаю, что вы пустите меня к Командиру с оружием, пусть и в сумке.

— Правильно думаешь, — ответил Джо. — Цела будет твоя котомка, пойдем.

Втроем они вышли из комнаты: сначала Томми, следом за ним Оливер, замыкал процессию Джо. Последний, как и обещал, сам нес в руках пожитки беглеца, не доверяя груз кому­то еще.

«Смотрите, какие обходительные. Значит, мы реально все по уши в дерьме», — подумал Оливер. Немного поплутав по коридорам подвала, они вышли к еще одной двери. Томми сам открыл ее и жестом предложил Оливеру войти.

— А­а, Томми. Привели голубчика? — голос принадлежал Командиру, крупному, поджарому, уже полностью седому старику, сидящему за небольшим письменным столом в полутемной канцелярской комнатушке. Возможно, когда­то он и был красив, но время и тяготы партизанской жизни наложили на него свой отпечаток. Обветренную морщинистую кожу лица рассекала на левой щеке пара шрамов. Острый, длинный, когда­то сломанный и неправильно сросшийся нос, тусклые глубоко посаженные серые глаза. — Здравствуй, Оливер! Томми, иди, дальше я сам.

Оливер остановился сразу за дверью, которую закрыл за его спи­ной бригадир Гетто. Он смотрел на старика в кресле и пытался понять, что тот задумал. Командир сопротивления, лидер партизан, вождь революционных сил (как только его не называли!) тоже молчал. Спустя очень долгие для Оливера двадцать­тридцать секунд он вновь заговорил:

— Присаживайся, друг мой, присаживайся. Нам много о чем нужно поговорить, — Командир не сводил глаз с Оливера. — А ты выглядишь еще моложе, чем раньше, даже тридцать пять не дашь. Спокойная жизнь пошла на пользу, да?

— Жизнь в столичном Гетто сложно назвать спокойной.

— Все же проще, чем на передовой?

— Само собой. Сравнил.

— Почему, Оливер? Женщина? Жажда свободы? Почему?

Старик выглядел расстроенным. Оливер ожидал от него любой реакции. Гнева, презрения, ненависти, но не огорчения.

— Я устал, Мэтт, — ответил он старику.

— Устал? Что значит устал? Я бы мог понять женщину и семью, Оливер, желание умереть от передоза «пылью» или спиться, но усталость? — Командир говорил с каждым словом все громче. — Устал, Оливер? Скольких парней ты вел за собой, скольких отправил на самоубийственные задания? Оливер! Как смеешь ты говорить об усталости?

Он сделал короткую паузу и продолжил:

— Мы посвятили свою жизнь борьбе, и, если ты забыл, ты мне должен.

— А мне кажется, что со всеми долгами тебе я уже расплатился. Годами своей жизни расплатился, — парировал Оливер.

Старик, услышав его слова, сжал зубы и прошипел:

— Я создал тебя, Оливер. Уже в двадцать пять ты стал членом штаба, самым молодым. Многие в твоем возрасте тогда гнили с оружием в руках на передовой, а ты трахал девок и изредка выезжал в рейды.

— Ты прекрасно знаешь, насколько сложно отправлять людей на смерть! — Оливер еле сдержался и почти сорвался на крик. — Знаешь, сколько умерло по моей вине? Из­за моих ошибок и решений? Я перестал считать на третьей тысяче, Мэтт! И если ты можешь спокойно спать по ночам, отправляя молодых мальчишек с древними карабинами в руках на смерть, то я не могу! Больше не могу! У нас нет ничего против солдат в полной амуниции! Их даже не всегда крупнокалиберные пулеметы берут, а после восстановления производства боевых дронов мы оказались в полной жопе! Нет, Мэтт, спасибо!

— То есть ты, когда прижало, решил сбежать, да, Оливер? Бросить этих неопытных мальчишек, бросить боевых товарищей, отказаться от всего, во что верил, и закончить свою жизнь с пером в боку в этом Гетто? Да? — Командир тоже начал кричать в ответ. — Да?!

— Я не хочу быть больше убийцей, Мэтт.

— Убийцей?! Ты маньяк, Оливер, ты гребаный маньяк! Напомнить, что ты сделал с обозом, идущим под конвоем в новую Столицу, лет двадцать пять назад? Когда только был принят в штаб? Сколько там было женщин и детей, Оливер?! — орал командир.

Повисла тишина.

— Три сотни человек плюс две дюжины бойцов сопровождения, — тихо ответил тот.

— Да, именно. И ты, именно ты, не я, приказал экономить патроны после того, как сопровождение было перебито. Ты и твой отряд зарезали и забили прикладами три сотни человек! Половина бойцов потом тронулась умом, а тебе хоть бы что! А теперь ты говоришь, что устал?!

— Ты не прав, Мэтт.

— В чем же?!

— Не хоть бы что.

Командир вскочил со своего кресла и подошел к Оливеру, со злобой глядя на него:

— Ах, совесть мучает? Так вот, мой друг, то, что происходит сейчас, по сравнению с тем обозом — детский лепет.

Оливер не до конца понимал, что происходит и почему обычно спокойный и рассудительный Мэтт сейчас так заведен. Единственное, что он нашелся сделать, — сложить руки в замок и уставиться на свои пальцы.

— Что ты имеешь в виду? — не поднимая головы, спросил он Мэтта.

Командир мгновенно растерял все свою воинственность и устало провел ладонью по лицу.

— Грядет война, Оливер, полномасштабная война. Опять. Имен­но поэтому я искал тебя последний год, но не для того, чтобы казнить как дезертира. Хотя и стоило бы подвесить тебя на столбе за яйца. Правительственные войска получили тотальное преимущество — оружие. Оружие, Оливер, с которым мы не можем справиться стандартными методами.

Мэтт вернулся в свое кресло.

— У меня только один вопрос: ты готов спасти в десятки раз больше людей, чем убил?

Слова Командира обескуражили Оливера. Уходя из сопротивления, он досконально знал, что происходит на континенте. Патовая ситуация. Никто не мог взять верх, был объявлен негласный сепаратный мир, хотя сопротивление изо всех сил подогревало недовольство простых людей.

— Я не понимаю… — начал было он.

— Просто скажи, — перебил его Мэтт, — ты готов спасти больше, чем убил?

Оливер не знал, что ответить своему старому другу и командиру. Внутри него велась борьба. Сколько себя помнил, он жил войной, насилием и убийствами, и это надломило что­то внутри него. Стальному Генералу предлагают искупление? Как? Как можно искупить то, что он делал своими руками или на что отдавал приказы?

— Хорошо. Рассказывай.

— Ты уверен, Оливер?

— Как минимум я хочу жить. А без согласия я тебе не нужен, — ответил Оливер.