Экспедитор - Игорь Негатин Страница 15

С архитектурой было сложнее. Даже не знаю, с каким городом сравнить, чтобы описать все открывшееся моему взору. Ожидал увидеть стройные минареты, увенчанные полумесяцем, но их не было. С другой стороны, полумесяц, как знак мусульманского мира, – глупость несусветная. Ни в одном первоисточнике о Крестовых походах, вы не найдете выражения, что борьба христианства с исламом изображалась как борьба креста с полумесяцем. Даже на старинных мечетях он встречался крайне редко. В отличие от знамен сельджукских племен, на которых полумесяц просто сплошь и рядом. Так что символ скорее династический, чем религиозный. Есть и другое мнение – что османы после завоевания Константинополя позаимствовали полумесяц у византийцев. Вопрос спорный и далекий от истории этого мира. Христианских крестов, кстати, тоже не заметил. Было несколько зданий, похожих на католические храмы, но их венчали простые остроконечные шпили.

Я вышел к городу спустя сутки после первой встречи с местными жителями. Оставаться на месте не было смысла. Разве что оставить знак, что жив и относительно здоров. Что я и сделал, нацарапав над аркой число «100». Окажись я ранен или изувечен, один из нулей изобразил бы перечеркнутым. Два перечеркнутых – «нахожусь в критическом состоянии». Кому надо, поймут. Если доберутся. Будь этот мир известен – отдел контроля давно бы меня запеленговал, а это сопровождается неприятными ощущениями. Этого не произошло, так что оставалось надеяться только на себя и удачу, не покидавшую меня во множестве других миров.

Оружие и вещи пришлось спрятать. Тащить их в город было откровенно глупо. Как и не сменить одежду, но с этим сложнее. Я даже пожалел, что не раздел рыжего бородача, но, немного поразмыслив, решил, что это слишком опасно. Одно дело – чужак, появившийся в городе неизвестно откуда, и совсем другое – чужак с вещами убитого, которые мог опознать кто-нибудь из знакомых. Именно поэтому забрал не все. Оставил на теле не только кошелек с парой монет, но и амулет вместе с кинжалом и пистолетом. Да, любой из вас возмутился бы таким неразумным поступком! Хабар во все времена – это святое, но извольте немного подумать: подставлять голову под обвинения в убийстве мне совсем не хотелось.

Появляться в своей одежде не выход, а в город попасть просто необходимо – переходить на подножный корм желания не было. Есть, знаете ли, в выживании принцип разумности. Одно дело сидеть в дикой глуши и бить зверя на прокорм и другое – рядом с городом, где все необходимое присутствует в должном количестве.

Кроме этого, должны были быть и фермы, расположенные за городом, но туда лучше не соваться. Как правило, люди, живущие на отшибе, относятся к чужакам куда подозрительнее горожан. Бывали прецеденты, знаете ли… Про некоторые и вспоминать не хочется.

На окраине города, рядом с воротами, виднелась застава: будка для караульного, пять или шесть красномундирников, слоняющихся без дела, и целая вереница повозок, запряженных быками. Еще один караван спускался по извилистой дороге – десятка полтора ослов, нагруженных высокими корзинами. Погонщики подгоняли животных, но те, судя по всему, не обращали на это внимания и скорости не прибавляли. Они были гораздо умнее своих хозяев. Куда торопиться, если перед воротами очередь?

Все это я наблюдал из зарослей на холме, расположенном метрах в ста от восточных ворот. Здесь же, среди камней, спрятал и все свои вещи, оставив только найденные монеты, камни и нож. Рукоять пришлось обмотать полосками ткани, вырезанными из термобелья, а заодно испачкать их в глине, чтобы не привлекали внимания. Хотя… Вряд ли. Клинок уж слишком заметный. Здесь таких нет. На голову повязал косынку и мысленно представил себя со стороны…

Черноволосый мужчина лет тридцати с небольшим, высокий, загорелый, с короткой стрижкой. Глаза карие, усов и бороды нет. Двухдневная щетина, но это уже мелочи. Оставалось решить – в какой ипостаси появиться в этом городе? Я бы согласился на роль бродяги, но кто знает, как к этому образу отнесется здешняя стража? Бездельников нигде не любят. Могут и завернуть, а то и арестовать, отправив на городские работы. Объясняйся с ними потом…

Грабить какого-нибудь путника, чтобы разжиться одеждой, тоже не выход. Не следует начинать знакомство с чужим миром с ненужного насилия. Рыжий не в счет. Ему воздалось по делам его, и совесть меня не мучила.

В город я пробрался лишь на следующее утро, вместе с толпой крестьян, которые шли на рынок. Мне просто повезло. Дважды. Первый раз – когда услышал людскую речь и в этой суетливой разноголосице разобрал обрывки испанских и арабских фраз. Второй – когда солдаты на заставе отвлеклись на тучную и крикливую женщину, не пожелавшую заплатить торговую пошлину. Нет, я определенно везучий! Так и проскочил, старательно сутулясь, чтобы не возвышаться над толпой грязных и покрытых пылью оборванцев. Я уже проходил сквозь тень городских ворот, а в спину еще вонзался пронзительный визг торговки:

– Будьте вы прокляты, потомки шайтана!

Мощенная камнем улица, заполненная народом, привела меня на небольшую площадь рядом с портом. Она примостилась между домами, похожими на ласточкины гнезда. Один из множества базаров в старой части города, где можно было купить все – от одежды до невольников. Хотя нет, извините, на таких маленьких базарах рабов не было. Живым товаром торговали на окраинных рынках, расположенных за чертой городских ворот, – одна из особенностей здешних законов.

Затопленная людьми площадь гудела, звенела, ругалась и спорила, торговалась, воровала, жила и умирала, будто огромное живое существо! Немного осмотревшись, я купил лепешку с мясом. Их готовили прямо здесь – на большой, пышущей огнем жаровне, среди жуткой антисанитарии, но голод не тетка. Желудок у меня крепкий, приходилось есть и не такое. Торговец сунул в руки румяную лепешку, отсыпал горсть медяков взамен серебряной монеты и вежливо кивнул, отворачиваясь к новому покупателю. Скорее всего, он здорово меня надул со сдачей, но черт с ним! Переживу как-нибудь.

Не успел сделать и нескольких шагов, как навстречу попался грязный оборванец. Он завертелся вокруг меня, словно в сакральном танце, корчил рожи, кривлялся, как безумный, а потом вцепился в одежду и завизжал:

– Ты пришел, чтобы отсрочить большую войну! Большую войну! Оставайся, оставайся! Если не закончишь, то заберешь ее с собой! Такова воля всевышнего!

– Да пребудет с тобой мир и благословение Аллаха. – Я осторожно отцепил его грязные, покрытые глубокими язвами руки и повернулся, чтобы уйти.

– Запомни! – Его голос срывался на хрип. Казалось, еще немного – и он упадет на землю, корчась в экстазе. – Если не закончишь, то заберешь ее с собой!

Чтобы отделаться от этого бедняги, я сунул ему несколько медяков. Он жадно схватил монеты, завертелся волчком и обессиленно упал на колени, простирая руки к небу.

– Гу!!!^[1]

Скорее всего, это был один из здешних блаженных, вроде дервишей. Не самое приятное зрелище – их тела покрыты струпьями, а лохмотья полны разной ползающей гадости. Отойдя в сторону, я присел на кучку камней и осмотрелся. Отсюда было видно море, мачты кораблей и вечная толчея портовых городов независимо от того, в каком мире они находятся.