Кремль 2222. Тобольск - Константин Кривчиков Страница 15

Мать Павла, знахарка Бану, знала, что ждет сына, если он в шестимесячном возрасте не пройдет отбор у специальной комиссии. Поэтому пичкала его всеми снадобьями, которые могла изготовить. Даже за ограждение Промзоны в одиночку лазила, чтобы нацедить соку хищной ивы, и изобретала потом какие-то микстуры.

В итоге сын через отбор комиссии, хотя и со скрипом, прошел. Учли все-таки, что это сын Правителя – до этого-то у Корнея лишь дочери рождались. Да и окреп к тому времени уже пацан. Пусть и немного.

Матери бы тут успокоиться, а она продолжала и дальше Павла подкармливать снадобьями – для укрепления здоровья. Успокоилась лишь тогда, когда к семи годам он вымахал едва ли не выше всех своих сверстников – и крепким, как жеребенок фенакодуса. Но к этому времени у Павла определенные странности стали проявляться. И началось все с провидческих снов-кошмаров.

Не сразу, разумеется, родители поняли, что к чему – мало ли что ребенку снится, пусть и очень редко? А когда сопоставили и смекнули, поздно стало шило в мешке таить. И снова поползли слухи по Промзоне, что с сыном Правителя что-то не так.

И хотя позднее Корней строго-настрого запретил Павлу рассказывать о снах, репутация уже сложилась. Неоднозначная репутация, пугающая. Не столько из-за самих видений, сколько из-за того, что не бывает таких диковинных прозрений у нормальных людей. А если Сновид не нормальный, то кто? Мутант?.. Такое и произносить страшно.

Хотя внешне парень на загляденье – рослый, крепкий, симпатичный. Волосы черные вьются, синие глаза… Да еще и сын Правителя. Считай, первый парень на Промзоне. И был бы первым, если бы не эта инакость, отличающая его от обычных людей. Она вызывала подозрения и наводила на сомнения…

В общем, поругался немного старшой на Павла, затем успокоился и велел оттащить чужака в каморку при караулке. До выяснения личности и обстоятельств. А в здании колокольни, можно сказать, на первом рубеже обороны, неизвестному чужаку делать нечего, – закончил старшой.

И вот теперь, после смены, Павел решил снова глянуть на раненого. Как он там? Все же, хотя и пришлый, а не совсем теперь чужой. Павел его, считай, от верной смерти спас. Если бы «падальщица» не загрызла, так рукокрылы подсуетились бы. Хорошо бы узнать, ради кого старался.

И, разумеется, не шли из головы слова, которые в бреду произнес раненый. Угроза, смерть, что-то там о горных людях… И это еще – шины, что ли. Или шейны?

В караульной за дощатым столом сидели двое бойцов и лениво играли в домино. На вошедшего Сновида лишь покосились.

– Как тут этот, раненый? – спросил Павел. – Не помер?

– Да удильщик его знает, – откликнулся один из стражников. – Лежит себе тихо.

Каморка представляла из себя небольшую комнатку без дверей в углу караульного помещения. Когда-то тут, возможно, находился чулан, но часть кирпичного дверного проема от дряхлости обвалилась. Теперь это был, скорее, закуток, отгороженный от основного помещения стенкой. Павел сам выгребал из него мусор во время генеральной уборки.

Уборка заняла целую неделю – нео загадили в кремле все, что могли. И людям пришлось изрядно постараться, чтобы навести хотя бы относительный порядок. Огромные кучи мусора до сих пор загромождали двор. Его еще только предстояло разобрать и отсортировать – в мусоре иногда попадались дельные вещи.

Когда Сновид приблизился к проему и заглянул вовнутрь, чужак лежал на полу каморки. Лежал на боку, подложив под голову локоть. И был в сознании.

Несколько секунд они смотрели друг на друга. Затем раненый с трудом, еле слышно, спросил:

– Это ты?

– Я, – отозвался Павел, толком не поняв, что имеет в виду незнакомец.

– Я тебя… запомнил.

Он говорил очень тихо. И Сновид, сделав пару шагов, присел рядом на корточки. На близком расстоянии Павел заметил, что лоб чужака – в том месте, где его рассекли клинком – покрыт слоем какой-то темной, блестящей мази.

– К тебе что, фельдшер приходил?

– Фельдшер? Не знаю… Вы ведь люди, да?

– Да.

– А как тебя кличут?

– Павлом. А тебя?

– Бортником.

– Бортник?

Павел удивился. Странное имел чужак имя. Или прозвище. Сновид где-то слышал такое слово, но не мог вспомнить, что оно означает.

– Ну да, Бортник. Пчелами мы занимаемся: разводим, мед собираем.

– Пчелами? – Не сдержавшись, Павел присвистнул. – Земляными?

– И ими тоже.

Сновид в замешательстве покачал головой. Вот мужик заливает! Как можно земляными пчелами заниматься?

Сам Павел земляных пчел никогда не видел, но слышал о них много. В том числе и от покойной матери. Жили эти пчелы только в лесу, строя улей прямо в земле. Мед у них был исключительно вкусный и полезный. А еще, рассказывала мать, на основе такого меда можно получить очень ценный антибиотик – сильнее, чем пенициллин из плесени грибов.

Да вот только добыть мед было не просто сложно, а очень сложно. Уж больно злые и опасные земляные пчелы. А укус смертелен для человека. Сначала паралич, и в течение нескольких минут мучительная смерть.

Вот серые пчелы, живущие в дуплах, менее опасны. Хотя яд у них тоже очень сильный. Но зимой они впадают в спячку, и тогда можно добраться до их меда, перги, прополиса и прочих продуктов. Из них очень сильные снадобья получаются. Мать сама на промысел ходила…

Но то зимой, когда эти пчелы еле живые. Но чтобы их разводить? Нет, брешет мужик.

Ладно, подумал Сновид, с байками про пчел позже разберемся. Чего он тогда бормотал о смертельной угрозе?

Но Павел не успел задать вопрос. Внезапно в каморке стало совсем темно, и он услышал знакомый голос дяди Рината:

– А ты чего тут делаешь?

Сновид растерялся. Не то, чтобы он сильно боялся дядю по матери, но побаивался, это точно. Потому что нрав Ринат по прозвищу Ворон имел крутой.

Хотя при такой должности иначе и нельзя. До последнего времени Ворон возглавлял отдел безопасности. А несколько дней назад стал директором департамента обороны и безопасности – после того, как директора Воислава избрали на Большом Совете Правителем общины.

– Да я это, вот… – промямлил Сновид. – Человек вот, нашли его сегодня.

– Знаю, что нашли. Мне уже доложили.

Ринат зашел в каморку, освободив проход, и сразу посветлело. Правда, стало совсем тесно.

– Он, что ли?

Дядя смотрел на Бортника с прищуром: настороженно и даже, как показалось Павлу, с некоторой брезгливостью.

– Он, – сказал Павел. – Бортник его зовут.

– Погоди-ка, племяш, не суетись. – Ворон продолжал грозно щуриться. – Бортник, значит. Сесть сможешь, Бортник?

– Смогу, – тихо, но твердо отозвался чужак. – Если поможете.