Я - инопланетянин - Михаил Ахманов Страница 15

– Я бы не связывал все упомянутые вами сочинения с Анклавом, ибо в них столько же истины, столько сахара в уксусе. Они продиктованы страхом, Джеф… страхом перед иррациональным, стремлением к паблисити, жаждой приобщиться к модной теме. В лучшем случае – исполнить заказ, отвлечь внимание от более важного и оправдать нелепые расходы… Нет, я им не верю!

– Но…

– Ложитесь, Джеф, и спите! – Я надавил на его плечи, заставив опуститься на песок. – Завтрашний день будет нелегким. Полезем на стену, и вам придется прокладывать путь.

Его глаза подернулись туманом, веки опустились. Сиад поглядел на него, бесшумно поднялся, отошел шагов на двадцать и двинулся в обход лагеря. Темного лица нуэра не было видно, и казалось, что около нас кружит безголовый призрак, одно из загадочных существ, рожденных воображением уснувшего Макбрайта. Последовав его примеру, мы с Цинь Фэй тоже растянулись на песке. Минуту-другую я слышал тихое дыхание девушки, потом она спросила:

– Вы хотите, командир, чтобы он шел первым? Почему?

– Потому, что он опытный скалолаз. И потому, что это ему нужно.

Она фыркнула и перешла на русский:

– Я ему не верю. Он боится! И он не видит вуали!

– Он не боится, а опасается. Это разные вещи, девочка. Ну, а с вуалью… с вуалью ты, разумеется, права. Пойдешь второй и присмотришь за ним.

Фэй повозилась в своей ямке, приминая песок. Затем я услышал:

– Он боится, и мне его жалко. Но все равно я ему не верю…

– Отчего же?

– Он из ЕАСС… чужак, миллиардер, империалист…

– Я тоже из ЕАСС.

– Вы из России. ЕАСС и Россия – не одно и то же, командир. – Помолчав, она вдруг тихо добавила: – Моя мама была русской…

– Была? С ней что-то случилось?

– Думаю, нет. Наверное, мама и отец живы, но я не вижусь с ними, это запрещается. Меня забрали от них, когда…

Всхлипнула? Или мне почудилось?

– Забрали, когда проявился твой дар? – спросил я.

– В шесть лет, – с тоскливым вздохом промолвила Фэй. – Мы жили в Дуньцзы… в Уссурийске, по-вашему… Меня отправили в Хэйхэ, в школу для особо одаренных… сказали, что это большая честь для семьи… что нету меня других родителей, кроме Великого Китая… Я помню, мама плакала. Но они с отцом были молоды, и я надеюсь, что у них родился кто-нибудь еще. Мой брат или сестра…

«Бедный одинокий звереныш!» – мелькнуло у меня в голове. Приподнявшись, я посмотрел на сжавшуюся в песчаной ямке фигурку.

– Хочешь, я найду твоих родителей? – Как?

– Я могу это сделать. Китай – не Африка, не мусульманские страны, у вас все граждане сидят в компьютерах. До этих файлов я смогу добраться.

Она слабо повела рукой.

– Зачем? Теперь уже поздно… Я ведь сказала: мой родитель – Великий Китай.

Тишина. Мертвая тишина, только скрипят камешки под башмаками ад-Дагаба. Неподвижный воздух, ни теплый, ни прохладный, неясные контуры холмов, черная линия скал в сереющем полумраке, низко нависшее небо, будто затянутое ватной пеленой. Пустыня в сердце Азии. Анклав. Четыре человека, каждый – со своими проблемами…

Любая проблема, в чем я давно убедился, есть производная от странного. Странность, непохожесть на других объединяла нас, хоть в остальном мы относились к разным этносам, соперничающим союзам и альянсам, настроенным друг к другу отнюдь не дружелюбно. Три из них, по выражению Монро, являлись головами гидры, самыми крупными и хищными в многополярном мире: Запад, Восток, а между ними – крепнущая цитадель ислама. Россия соединяла их в подобие общепланетного сообщества, пусть в зыбкий, неустойчивый, однако единый конгломерат, и в нашем походе, как считал Монро, мне отводилась та же функция.

Но странность связывала нас сильнее – быть может, потому, что каждый, помня о собственной необычности, был снисходителен к партнерам. Даже Цинь Фэй, считавшая Джефа чужаком, неподходящей компанией и все же жалевшая его…

Странности Фэй и Сиада были очевидными, а вот о Макбрайте я этого сказать не мог. Я видел множество мелких деталей – его напускную браваду, скрывавшую неуверенность, настойчивость, с которой он ухаживал за Фэй, страх перед загадочным и непонятным, – но это пока не сложилось в целостный пейзаж. Фэй он внушал чувство жалости и в то же время отторжения… Не оттого ли, что в нем ощущалась некая ущербность, будто он сомневался в собственной значимости? Удивительно для человека его положения и в его летах!

Возраст, точнее, внешность являлась еще одной мелкой, но странноватой деталью. Макбрайту было за пятьдесят, но выглядел он моложе Арсена Измайлова, моей последней ипостаси; я дал бы ему лет тридцать пять, от силы – тридцать восемь. Это подтверждалось не только гладкой кожей, блеском смоляных волос, отсутствием морщин и мешков под глазами, но также юношеской гибкостью и живостью движений. Он, как и я, был человеком рослым, крупным и весил под девяносто килограммов; такие стареют раньше жилистых и тощих вроде Ярослава Милоша. Однако ни признака увядания и ни намека на седину… Упругие крепкие мышцы, прямая осанка, неутомимость и энергия… Монро был прав – он находился в отличной форме!

Это казалось почти что чудом. Что до меня, то я способен погружаться в транс, приостанавливая процесс старения, и даже обращать его вспять, но это нелегкая процедура – необходим приток живой энергии извне, умение использовать ее, распределить в воспринимающих каналах и дать ментальные команды. Именно те, что приводят к регенерации клеток, а не к пространственному перемещению; ошибка не фатальна, но, совершив ее, рискуешь очнуться от транса в другом полушарии. Я знал, что на Земле этим искусством не владели; оно – достояние зрелых мудрых рас, дар миллионолетней эволюции, которым Вселенский Дух когда-нибудь наградит землян. Или не наградит – ведь всякую награду необходимо заслужить, не так ли?

Пока они были ее недостойны, и потому чрезмерно юный облик Джефа внушал мне удивление. Само собой, он был достаточно богат, чтобы заменить все органы – от щитовидной железы до селезенки, но это не давало стойкого эффекта омолаживания. А если бы и давало! За всю свою жизнь Макбрайт не перенес ни одной операции, как заверяли его медицинские файлы.

Возможно, данные в них подчищены? Но зачем? Чтобы скрыть какой-то эпизод, касавшийся личности Мак-брайта и его здоровья, как физического, так и психического?

Правильно поставленный вопрос – половина ответа. С другой половиной я мог подождать. Как все Наблюдатели, я терпелив.