Западные земли - Уильям Сьюард Берроуз Страница 15

Правило, которое действует практически всегда: никогда не опровергайте критика и не отвечайте на его нападки, какими бы несправедливыми ни казались вам его заявления. Не позволяйте критику выманить вас на красную тряпку, словно быка на корриде. Не замечайте этой тряпки, даже если критик доходит до того, что начинает бессовестно перевирать цитаты из вашего произведения.

Написание предубежденных, сбивающих читателя с толку рецензий входит в число обязательных упражнений для адепта прикладной черной магии. Обозреватель может укоренять в сознании читателя стойкие неприятные ассоциации в связи с книгой, создавая у него впечатление, что эта книга абсолютно пустая, но не объясняя почему и тщательно избегая ясных И точных образов, которые могли бы привлечь внимание читателя.

Эта процедура основана на научных предпосылках, на так называемом законе Петцеля, который утверждает, что образы сновидений воспринимаются не на сознательном, а на предсознательном уровне. Примите во внимание также гипотезу Фрейда о том, что нейтральный характер предсознательного восприятия позволяет под его покровом вырваться на волю материалу, который не был бы иначе пропущен «цензором» сознания, так что отрицательные аффекты тяготеют к области предсознательного восприятия. Действительно, наблюдается пятидесятисемипроцентная корреляция между предсознательными воспоминаниями и пиковыми отрицательными аффектами. Чарльз Фишер говорит по этому поводу, что сновидения имеют тенденцию подчеркивать незначащие в состоянии бодрствования детали жизни.

Существует еще один трюк: частое обращение к общим понятиям, таким как «средний человек» и редакционное «мы», для того, чтобы заставить читателя примкнуть к высказанному рецензентом неблагоприятному мнению и в то же время замаскировать ментальную лакуну под прикрытием беспредметного и неопределенного «мы». Не следует забывать технику неправильно понятого слова: пересыпайте рецензию редкими словами, которые заставят читателя полезть в словарь. Вскоре читатель начнет чувствовать легкое чувство отвращения с симптомами тошноты при одном только упоминании об обсуждавшейся книге.

Джулиан Чендлер, книжный обозреватель престижной нью-йоркской ежедневной газеты, владеет всеми этими приемами. Для своих профессиональных желчеизлияний он избрал так называемое Движение Битников и отточил на нем до совершенства принципы антиписьма. Писатели используют слова для создания образов. Чендлер использует слова для их разрушения.

В тот день он отправил свежую рецензию в редакцию и договорился с редактором о встрече в три. Перечитав текст своей рецензии, он чувствует уютное, голубовато-холодное свечение в каждой клеточке своего тела. Акция уничтожения удалась на славу, и он это понимает. И редактор тоже это поймет. Две колонки текста – и ни одного зрительного образа… слова, чистые слова. Это вызывает у читателей подавленность и беспокойство, сопровождаемые негодующе-возмущенным бормотанием.

«Действие начинается в Колорадо с преследования одинокого бандита соперничающей бандой, внезапно переносится в горы Йемена целым столетием позднее, где экспедиция ищет неких таинственных обезьян, которым гортань служит половым органом, но встреча с ними вызывает эпидемию чудовищной (о, боже мой!) чумы. Когда эпидемия кончается, герой вновь возвращается на Дикий Запад, где с ним происходит целый ряд запутанных и не имеющих никакого отношения к сюжету приключений… читатель, догадавшийся, по примеру Тезея, взять с собой нить, чтобы выбраться из лабиринта, не померев от скуки в компании этого прозаического Минотавра, возможно, доберется до бессмысленной и надуманной развязки… «Небо темнеет и пропадает». «Столько мучений и все ради этого?» – подумал ваш покорный слуга. Время от времени, правда, надо всем этим витает слабая тень человека, написавшего «Голый Ланч», чтобы показать нам, что он еще не совсем умер, а просто спит, погружая в сон и своих читателей».

Внезапная тишина, которая так часто случается в больших городах… уличный шум стихает, пауза, пробел, и одновременно ощущение, что за дверью кто-то стоит. Этого не должно происходить без предупреждения – даром он, что ли, платит три с половиной тысячи в месяц за квартиру.

Обозреватель подходит к глазку. Площадка пуста до самого выхода из лифта. Он сдвигает засов и открывает дверь. Маленькая черная собака проскальзывает в квартиру, легко, словно ветер, коснувшись ноги жильца. Тот хватается за тяжелую трость, которую он держит за дверью.

– Кыш отсюда!

Но собаки нигде не видать.

«Наверное, забралась под мебель», – решает обозреватель. Но, несмотря на обследование всех темных углов при помощи электрического фонарика, собаку обнаружить так и не удается.

«Наверное, опять за двери юркнула!»

На следующее утро обозреватель жалуется швейцару.

– Собака, сэр?

Судя по всему, ирландец-швейцар с негодованием отметает в сторону даже предположение, что он мог позволить посторонней собаке проникнуть в дом. В конце концов, он швейцар или кто?

– Да, маленькая черная собачонка.

– Маленькая черная собачонка, сэр? (С легким ударением на словах «маленькая» и «черная».)

Джулиан Чендлер худ и невысок ростом. Его семья происходит с острова Джулиан, и он любит хвастаться примесью черной крови. Это невиданная дерзость со стороны швейцара, но лицо его при этом абсолютно бесстрастно, и вот он уже приветственно улыбается другому жильцу.

– О, добрый вечер, доктор Гринфилд!

– Добрый, Грэйди!

Доктор Гринфилд – пожилой белый протестант англосаксонского происхождения, подтянутый, несмотря на все свои шестьдесят, розоволицый, с седыми усами.

Внезапно критик чувствует, как все его тщательно лелеемое почтение к американской элите падает к его ногам кучей туалетной бумаги. Он обдумывает, не написать ли менеджеру дома жалобу на непочтительного швейцара, но потом решает, что лучше этого не делать. В конце концов, какая-то странная собака, которая заходит в квартиру, а потом исчезает…

– Исчезает, вы сказали? А может, вы просто чего-нибудь лишнего понюхали?

Явившись в свой любимый ресторан, Чендлер видит, что метрдотель занят в дальнем конце зала рассаживанием компании посетителей, и медленно проходит к своему обычному столику. Метрдотель замечает критика и направляется к нему с дежурной улыбкой на лице, которая внезапно начинает гаснуть.

– Извините, мистер Чендлер, но мы не пускаем в ресторан домашних животных.

– Домашних животных? О чем это вы?

– О вашей собаке, сэр.

– Но у меня нет собаки!

– Сэр, я видел ее собственными глазами. Маленькая черная собака.

– С улицы, наверное, забежала. Во всяком случае, у меня никакой собаки нет.

Метрдотель явно не верит Чендлеру…

– Гм, по-моему, она спряталась где-то под столиком. Он подзывает официанта, который недовольно заглядывает под столик.