Отчаянные - Билл Болдуин Страница 15

Какая боль…

— Кажется, он приходит в сознание. — Мужской голос? Откуда боль? Снова чернота…

— На волосок от смерти. Потерял уйму крови. — Другой голос. Уильямс? Боль…

Лица, растворяющиеся в дымке…

—..крепче, чем вам кажется. Он выкарабкается. — Ее голос! Боль…

— Нет! Не уходи! Еще немножко!

— Что это? Он пытается говорить. — Первый мужской голос. Боль.

— Мне лучше уйти. — Снова ее голос. Боль.

— Именем Вута, не уходи — кричу я. — Не сейчас!

— Вам больно, адмирал? — Снова первый мужской голос. Боль.

— Где она, тытьподери вас всех?

— Адмирал? — Боль.

Ушла…

Боль все не прекращалась. В голове стоял звон, но зрение прояснилось немного. Сверху вниз на меня смотрел мужчина докторской наружности, вытиравший пот с моего лба. Стерильный белый потолок, яркий свет. Запах антисептиков. Госпиталь!

Я сделал попытку пошевелиться и не смог. Болело все тело. Все же мне удалось слегка повернуть голову — Вут подери, ожоги! Я скосил глаза. Меня явно держали в медицинском автомате. Левое плечо полностью скрывалось под слоем прототкани.

— Ну вот, почти все. Как вы себя чувствуете, адмирал?

— Просто ЗАМ-мечательно, доктор.

— Вот так лучше, верно, сэр?

Он производил впечатление ужасно молодого, симпатичного; его отличали светлые волосы, голубые глаза, узкое породистое лицо и до ужаса аристократичный нос. Он заметно нервничал. У меня мелькнула вялая мысль, не из саммерсовых ли он КМГСовцев.

— Так лучше, — утешил я его. — Который час?

— Начало третьего, дневная вахта, — ответил он.

— Шестнадцатое гептада?

— С утра, кажется, да, адмирал. Пижон. Впрочем, я еще не опоздал.

— Спасибо, — сказал я. — Вы сказали, вы уже почти кончили. — Боль как-то разом стихла. Механическая рука убрала с моего плеча защитную ткань.

— Как раз кончил, адмирал.

— Отлично. Вытащите меня отсюда. Мне необходимо быть в зале совещаний в три, доктор. Так что поторопитесь.

— Вы, должно быть, шутите, сэр.

— Уверяю вас, доктор, я говорю совершенно серьезно.

— Но вам нельзя. Вы еще недостаточно окрепли для…

— Откройте этот тытьчертов агрегат, доктор!

— Господин адмирал, это противоречит правилам. Я не могу брать на себя ответственность за…

— Всю ответственность я беру на себя, доктор, — послышался второй голос из другого конца комнаты — точно, Уильямс!

— Н-но, к-капитан…

— Насколько это ему повредит?

— Это зависит от того, насколько крепкий у него организм.

— Вы не хуже меня слышали то, что она сказала, — с нажимом произнес Уильямс. Она?

— Э… да, сэр.

Длинные пышные каштановые волосы. Значит, это мне не совсем померещилось. Ладно, выясним позже. Пока нужно, чтобы этот тип меня послушал.

— Значит, вам известно ровно столько же, сколько мне, коммандер. А теперь открывайте свою машину или покажите мне, как это делается. Если адмирал морально готов к тому, чтобы идти, он сдюжит.

— Т-тогда вся ответственность за него ложится на вас, капитан Уильямс.

— Я, тытьподери, принимаю ее. Вы как, адмирал, правда готовы?

— Давайте попробуем.

— Доктор, я приказываю вам открыть машину.

— Есть, капитан.

Боль оказалась слабее, чем я ожидал, но весил я, похоже, никак не меньше мильстоуна. Я сделал попытку сесть и потерпел неудачу. Черт, я был слаб как галацианский саблекотенок.

— Помогите мне, — сказал я.

Чья-то рука толкнула меня в правое плечо, и комната завертелась перед глазами. Я улегся обратно в машину.

— Ну, что я вам говорил? — спросил этот гадкий доктор.

— Еще раз, — сказал я. Похоже, я их все-таки убедил. На, этот раз мне удалось удержаться в вертикальном положении — не без помощи Уильямса, конечно. В помещении было холодно, светло и стерильно чисто. Ненавижу госпитали.

— Болит где-нибудь?

— Только плечо, доктор. Ну, еще пить хочется. Он протянул мне стакан, и я осушил его одним глотком.

— Еще.

После второго стакана я перевел дух.

— Джим, сколько у нас еще времени? — Только тут я обратил внимание на то, что он в повседневной форме — значит, он меня правильно понял.

— Примерно полметацикла, сэр.

— Господин адмирал, но вам нельзя выходить! — В голосе врача сквозили нотки отчаяния.

— Вздор. — Прежде чем он успел что-то предпринять, я опустил ноги на пол. Крышка стола стремительно надвинулась на меня и больно ударила по лбу. Я оказался на полу.

Уильямс проворно подскочил ко мне, подхватил под мышки и уложил на кушетку.

— Нет. Мне нужно встать! — Я снова поднялся. Уильямс поддерживал меня, делая при этом вид, будто это я поддерживаю его. Колени предательски дрожали. — Пошли.

На этот раз меня двинула одна из стен, сбив на пол. Я снова поднялся на ноги. Теперь я держался ближе к стене.

— Идем.

Когда подлая стена снова сделала попытку ударить меня, я был наготове и попытался оттолкнуться от нее рукой. К сожалению, левой. Матерь Вута! Надо же, как больно! Обессиленный, я снова повалился на пол.

— Еще раз!

Теперь я оттолкнулся правой рукой. Колени дрожали уже меньше. Должно же у меня получиться! Я огляделся по сторонам. В поддоне рядом с машиной виднелась груда окровавленной ткани, увенчанная осколком обшивки — размером с мой большой палец, не меньше.

— Эту штуковину вы из меня вытащили?

— Так точно, сэр.

Ну, не слишком впечатляюще.

— Хотите на память, адмирал?

— Делайте с ней что вам угодно, доктор. Сколько у нас времени, Джим?

— Около десяти циклов, адмирал.

— Значит, нам пора. Где мой скафандр?

— Ему конец, адмирал, — ответил врач. — Продырявлен и весь в крови.

— Я захватил ваш вещмешок, адмирал, — сказал Уильямс. — Я так решил, вам не помешает переодеться в чистое.

— Верхнюю одежду, Джим.

— Захватил.

Пока он доставал мои кожаную куртку, башмаки и фуражку, я выпил еще стакан протеиновой смеси. Умница Уильямс. Он помог мне облачиться. Надевать куртку было больно, но с рукой на перевязи боль можно было терпеть. Башмаки. Фуражка.

— Сколько у нас еще, Джим?