Zeitgeist (Дух времени) - Брюс Стерлинг Страница 15

— Ты нарочно сгущаешь краски. Я так плохо не кончу.

Старлиц внимательно на нее посмотрел и пожал плечами.

— Действительно, ты права, Мелани. С тобой этого никогда не произойдет. Ведь у тебя нет таланта. Более того, у тебя неважное образование и не густо с мозгами. Но все это не беда! Ты молода, у тебя впереди еще шестьдесят долгих лет в новом веке. В «Большой Семерке» у тебя закружилась голова, но непоправимого вреда это тебе еще не причинило. Ты способна оставить этот мелкий эпизод позади.

От ужасного подозрения она побелела.

— Что ты имеешь в виду?

— То, как могло бы сложиться твое будущее. Как ты могла бы его выстроить, ни о чем не сожалея. Как много могла бы получить. Пробудешь с «Большой Семеркой», с нами до конца, до наступления двухтысячного года. Заберешь деньги — большие деньги. И мотаешь домой, а там выходишь замуж за студента-медика.

— Что?! — От неожиданности она разинула рот.

— Муж-врач — это большая удача, детка. Достойный итог карьеры поп-исполнительницы. Всю последующую жизнь ты будешь ослепительной звездой, занимающейся шоу-бизнесом для него одного. У тебя хватит денег, чтобы он мог выучиться на доктора. Замечательная возможность, которой глупо не воспользоваться. Ты сможешь выбрать себе самого умного и старательного студента. А уж он-то будет рад до беспамятства, это я почти гарантирую. Ты будешь жить припеваючи, детка!

— Мне предстоит превратиться в домохозяйку! Я звезда!

— Забудь ты всю эту чушь, Мелани! Лучше нарожай детей. Ты сейчас очень далека от реальности, но дети вернут тебя с небес на землю. Когда ты женщина с детьми, ты всегда знаешь, кто ты такая и что от тебя требуется. Это именно то, что нужно для посредственности. Два-три малыша, милый домик, муж, который благодарен тебе по гроб жизни и без ума от тебя. У тебя появятся корни, ты будешь полноценным человеком, важным для людей, которые важны тебе. Это и есть счастье.

— Ты меня пугаешь, — сказала Мелани.

— Теперь ты знаешь свой наилучший сценарий. Прямой бросок. А наихудший сценарий тебе лучше не знать.

Она смело уставилась ему в лицо.

— Знаю я, что ты затеял! Другие не догадываются, а я знаю. Мне сердце подсказывает, что ты меня обкрадываешь. Не знаю, что именно ты у меня воруешь, но уже чувствую себя обворованной. Ты нас подобрал, собрал вместе, разрекламировал и продал, но мы все равно ненастоящие. Мы — пустое место. Ты не позволяешь нам себя проявить.

— Тебя это не устраивает?

— Не устраивает, потому что все это подделка. Ненастоящее! Пустота! Мне наплевать, сколько у меня будет денег. К чертям деньги, я не могу больше этого выносить!

— Как хочешь, — проговорил Старлиц с усталым вздохом. — Позволь, я переведу тебе то, что слышу от тебя. Ты твердишь, что тебе подавай честность.

— Вот именно! — просияла она. — Именно это я и говорю.

— Ты хочешь быть искренней с самой собой и отбросить всю эту пустую, бессмысленную, корыстную суету.

— Да!

— Что ж, в моем проекте это недостижимо. Я этого с самого начала совершенно не скрывал. Так что ты уволена.

— Ты не можешь меня уволить, я сама ухожу.

— Чудесно, так даже лучше. — Старлиц полез в задний карман. — Со счета «Большой Семерки» я не смогу снять для тебя ни гроша, потому что бухгалтер Ник этого не допустит. Но я не зверь, я окажу тебе личную услугу. Держи сто долларов. Этого тебе хватит, чтобы добраться до Стамбула. Оттуда самолеты летают во все концы света. Позвонишь родителям и купишь билет, куда захочешь.

Она смотрела на смятую стодолларовую бумажку, не веря своим глазам.

— Минуточку! Ты не можешь просто так дать мне пинка и бросить в чужой стране.

— Еще как могу! Только этим и занимаюсь.

— Не путай меня с Японкой, понял? Я американка. Я тебя засужу.

— Ты будешь не первой, кто попытается это сделать. Но я бы тебе не советовал тратить мамины и папины денежки на панамскую юридическую систему. Хочешь быть честной с собой — умей нести ответственность за свои поступки. Ты внесла хаос в мои дела, подкинула мне массу лишней работенки и беготни, но я это переживу. Я не помню зла. Всего хорошего.

Старлиц был вне себя. Он разыскал Тургута Алтим-басака и попросил поменять замки в номерах Американки и ее личного персонала. Владелец казино был воплощением любезности и готовности услужить.

— Я понимаю ваши трудности, мистер Старлиц. Мы все сделаем так, как вы говорите.

— Миссис Динсмор и ее помощники вышвырнут сегодня на улицу много вещей. Пусть привратники не обращают на это внимания.

Алтимбасак бесстрастно перебирал четки.

— Как настроение у мистера Озбея?

— Почему вы меня спрашиваете?

— Вы могли бы поговорить с ним обо мне… Вы его деловой партнер, я знаю, что он к вам прислушиваетесь.

Старлиц нахмурился.

— Вы предоставили Озбею ваш лучший пентхаус, соседние комнаты для его охраны, личный будуар для любовницы? Лимузины под рукой, факсы гудят, выпивки хоть залейся?

— Разумеется, все именно так и сделано, как же иначе!

— Ну, если его даже это не смягчило, значит, его уже ничем не проймешь.

— У мистера Озбея очень могущественные друзья. — Алтимбасак понизил голос до шепота. — У него много друзей в МНР, в ANAP. Не хочу, чтобы он считал, что я состою в DHKC, тем более в РКК! [7]

— Конечно, — с готовностью покивал Старлиц. — Вполне оправданное беспокойство. Я сегодня же переговорю с Мехметом и попытаюсь все уладить.

— Огромное спасибо. — В нетрезвых глазках Ал-тимбасака забрезжила смутная надежда. — Это было бы так чудесно…

Старлиц поспешил возвратиться в атмосферу праздника. Гонка Уц заканчивала выступление. Она получила записанный аккомпанемент, микрофон и белое атласное платье и ни о чем больше не мечтала. Исполнив наконец свою давнюю мечту — оказавшись в свете рампы, — она, полуприкрыв веками сверкающие глаза, открывала людям глубины своего естества. Ее проникновение в таинство песни напоминало просовывание пальцев в тесную лайковую перчатку: от издаваемых ею томных звуков у людей во всем здании вставали дыбом волосы. У Старлица и без того бегали по коже табунки мурашек.

Озбей стоял в окружении вооруженной охраны, в задумчивости сложив на груди руки.

— Старинная песня, — молвил он.

— Черт! — выдавил Стариц.

— У нее настоящий талант, — продолжил Озбей с торжествующей улыбкой. — Разве не блестящая идея — отыскать по-настоящему талантливую турчанку? Теперь я ее отыскал — и что же мне с ней делать? Понимаешь, она — глас народа.