Меня зовут Ворн - Катэр Вэй Страница 15

Вокруг ножа мальчишки и руки, его сжимающей, появилось голубоватое сияние, тонкими молниями-щупальцами ищущее по сторонам объект опасности. Никого не найдя, эти щупальца спрятались обратно, в лезвие, но стоило потянуть еще, как они снова выскакивали и искали, кого бы ужалить. Длина опасных «нитей» была невелика, но достаточна, чтобы покрыть площадь всего тела, не давая никому до него дотронуться.

– Идем, – Хузар указал своему бойцу в проход, из которого они вышли.

– А с этими что? – махнул тот головой в сторону трупов своих сородичей.

– Позже заберем, – бросил старший и, повернувшись к оставшимся в живых гончим, рявкнул: – Сторожить!

* * *

Калин очнулся от боли в области затылка. Его тянули по ступенькам, и он ощутимо бился о них головой. Насчитав таким образом четыре штуки, пришел в себя окончательно.

Ноги, ноги, много ног, больших и маленьких, грязных и часто со ссадинами, а еще стены, ободранные, но все же рукотворные, бетонные. Любопытные зеваки пытались приблизиться, рассмотреть внимательней, особенно дети, но грубый окрик и ругань прямо над головой Калина останавливали их.

– Да брось ты, – послышалось откуда-то спереди, видимо, от того, кто его тянул, – пусть разок припалит, и сами отстанут.

– Хузар приказал не подпускать никого. Тащи молча.

Еще когда Клин находился без сознания, меченые, пленившие его, дошли до одного из своих постов, и, прихватив оттуда еще двоих воинов, компания направилась к древнему бункеру, в котором проживал этот клан.

Жили они там давно, еще с самого начала конца света и зарождения нового мира. Бункер тот сконструировали далекие предки именно на случай «великого песца» и оборудовали они его так, что несколько сот высокопоставленных чиновников с семьями, богатейших граждан, сумевших купить себе и близким места в «Ковчеге», ну, и некоторое количество военных, обеспечивающих охрану, а также обслуживающий персонал могли пережидать там трагедию в течение нескольких десятилетий. Но «писец» случился неожиданно настолько масштабным, что десятки лет растянулись на сотни. А привыкшие к хорошей сытной жизни жители «Ковчега», когда столкнулись с нехваткой питания, начали есть человечину. Изначально все происходило «культурно», за сервированным золотом столом, под классическую музыку слуги подавали мясные блюда, приготовленные по новым рецептам. Гурманы смаковали выловленные в тарелке кусочки и играли в новую игру – «угадай, кто это». По вкусу они пытались определить пол и возраст своей еды, спорили, делали ставки, а по окончании трапезы в зал выходил сам шеф повар и выносил накрытое блюдо. Звучали последние ставки спорщиков, и наконец открывалась крышка. На блюде лежала голова жертвы. Так, незаметно для них самих, началась полная деградация как личностная, так и моральная. Когда сожрали весь низший персонал, и бывшие военные смекнули, что пришла очередь их и их детей, а детей ХОЗЯЕВА предпочитали есть в первую очередь, то учинили бунт, вырезав часть господ, а часть пленили, оставив «мясо» на запас. Теперь власть была у сильнейших. У них она и осталась. Каннибалов в городе водилось еще несколько кланов, но эти считали себя элитой – прямыми потомками древних воинов, носителями «сильной» крови.

– Мы истинные хозяева города! – так орал их вожак. – А все остальные рождены нам для прокорма! Стадо! Наше стадо!

И воины вторили ему, входя в раж, вопили во всю глотку, заявляя миру о своем главенстве.

Раз в год они ходили на Великий сбор – нападали на хуман, стараясь захватить как можно больше пленников, отдавая предпочтение детям и женщинам. Если отловленной «еды» оказывалось слишком мало, то Великий сбор мог повториться, не дожидаясь окончания года.

* * *

– Тром! Этот очнулся!

В глазах еще все плыло, и картинка была мутная, но изукрашенную кривую рожу с очень внимательным взглядом мальчик хорошо разглядел. И еще несколько пар ног на почтительном от себя расстоянии, а также клеть с распахнутой дверцей, куда его быстро и затянули. Немного придя в себя, Калин к своему удивлению обнаружил зажатый в руке кукри.

«Странно», – подумал он, «плавающим» взглядом осматривая толпу и помещение.

Большая прямоугольная комната, скорее целая зала. Клеть, в которой сидел Калин, располагалась в углу, каменный стол посередине, странные приспособления вдоль правой стены, похоже пыточные, ворох тряпья в другом углу, напротив, рядом очаг и куча народу у левой стены. Многие толпились и в дверном проходе. Все стены изрисованы массой различных сцен боя, убийств, черепов, звезд и других всевозможных знаков, в одном из которых отчетливо узнавался двуглавый орел. Главным украшением залы на возвышенности со ступенями стоял здоровенный жуткий трон, украшенный атрибутами людоедства и власти.

– Кто ты? – вполне понятным Калину языком спросил тип со шрамом на пол-лица.

Горло у мальчика першило, во рту пересохло, и чувствовался привкус крови. Очень хотелось пить.

– Эй! – другой меченый ударил палкой по решетке. – Ты понимаешь? Отвечай!

Калин продолжал молчать, делая вид, что не слышит.

– Может, не понимает? – посмотрел боец на старшего.

– Понимает он все, – буркнул Тром, недружелюбно сверля мальчишку взглядом, и, отобрав у говорившего пятилоктевое копье, слегка тыкнул Калина в бедро. Неглубоко, но довольно ощутимо.

Нож при этом «выкинул» синеватую дугу, впившись в древко, но только лишь оставил в нем опаленную выемку и дымок. Мальчишка вскрикнул от боли и отборно заматерился. Хохот и аплодисменты тут же покатились по округе.

– Хорошо поешь, малец! – обрадовался тот, у которого взяли копье. – Тыкни, тыкни его еще, Тром! Какие ругательства он хорошие знает. А ну, сажи еще, сажи!

Калин, весь красный не столько от боли, сколько от гнева, зажимал ладошкой бедро, но кровь все равно сочилась довольно сильно. Этот агитатор на новые пытки его просто неимоверно бесил.

– Завали хлебало, урод крашеный! – прорычал пленник, истинно желая свернуть шею обезьяноподобному аборигену. – Я сейчас тебя так ткну, что ты охереешь! Козел! – и одарил агитатора таким взглядом, что тот осекся и действительно заткнулся.

Калин почувствовал, что голод ножа после выброса разряда усилился в разы. Все тут же встало на свои места. Вопрос, почему нож при нем, отпал сам собою. Стало понятно, почему он ощущает от своего кукри такой яростный голод – истощился на защите. Недолго думая, мальчик подставил лезвие под стекающие капли собственной крови и тут же почувствовал благодарность от клинка и его насыщение. Но долго удивляться новому открытию и способностям оружия ему не дали. Раздался стук палкой по прутьям клетки, вновь посыпались вопросы.

Калин сидел на загаженном не пойми чем полу, поджав ноги, и упорно молчал. Не получив желаемых ответов, Тром хищно оскалился и сунул наконечник копья в огонь.

– Ща, – кивал он, глядя на сжавшегося подростка, – ща я тебе язык развяжу, ублюдок мелкий.