Нефритовый город - Фонда Ли Страница 14

Прибыло следующее такси. Водитель положил ее чемодан в багажник, а Шаэ села на заднее сиденье и открыла окно.

– Куда вам? – спросил шофер.

Шаэ подумывала поехать в гостиницу. Ей хотелось принять душ, отдохнуть после долгого полета, хоть немного побыть в одиночестве. Но она не стала поступать настолько неуважительно.

– Домой, – сказала она и назвала адрес.

Водитель съехал с обочины и влился в шумный поток машин и автобусов.

Когда такси пересекло Выездной мост и показался бетонный силуэт города, на Шаэ нахлынула ностальгия, такая глубокая, что стало трудно дышать. Через открытое окно лился влажный воздух, она слышала родной язык по радио, и даже кошмарный трафик… В горле у нее встал комок, а в глазах слезы. Она смутно понимала, чем теперь займется в Жанлуне, но безусловно была дома.

Когда они въехали в район Дворцовый холм, таксист то и дело начал поглядывать на нее в зеркало заднего вида. Машина остановилась у высоких железных ворот резиденции Коулов, и Шаэ наклонилась к окну, чтобы поговорить с охранником.

– Добро пожаловать домой, Шаэ-цзен, – сказал тот, удивив ее несоответствующим теперь суффиксом, как и фамильярностью, поскольку назвал по имени.

Охранником был один из Пальцев Хило. Шаэ узнала его в лицо, но не вспомнила имени, так что просто приветственно кивнула.

Такси проехало через ворота к кольцу перед главным особняком. Шаэ потянулась за кошельком, чтобы расплатиться, но таксист сказал:

– Платы не нужно, Коул-цзен. Простите, что поначалу не узнал вас в этой иностранной одежде. – Он развернулся к ней с наполненной надеждой улыбкой. – Мой тесть – преданный Фонарщик. В последнее время у него начались небольшие проблемы с бизнесом. Если вы могли бы…

Шаэ сунула деньги таксисту в руки.

– Возьмите, – настояла она. – Сейчас я всего лишь госпожа Коул. Я не имею в клане права голоса. Скажите своему тестю, чтобы сообщил обо всем по обычным каналам Шелесту.

Она подавила чувство вины, прочитав на его лице разочарование, вышла из такси и потащила чемодан по ступеням ко входу.

У двери ее встретила Кьянла, экономка-абукейка.

– Ох, Шаэ-се, ты так изменилась! – Она обняла Шаэ, а потом отступила, но не выпустила ее. – И пахнешь как эспенка, – весело рассмеялась она. – Но чего ж тут удивительного, ведь ты теперь важная шишка в мире эспенского бизнеса.

– Не говори глупостей, Кьянла, – слабо улыбнулась Шаэ.

Стиснув зубы и работая до седьмого пота, она выпустилась третьей на курсе, хотя и училась не на родном языке, а после Академии Коула Ду эспенские методы обучения ставили ее в тупик. Они так много времени проводили за болтовней в больших аудиториях, как будто каждый студент хотел стать учителем. Весной она прошла собеседования в нескольких крупных компаниях, отбирающих студентов. Шаэ даже получила предложение от одной из них занять должность низшего звена. Но она понимала, как воспринимают ее эти люди.

Когда она входила в комнату, все мужчины за столом – а это всегда были мужчины – предполагали, что она тунка или шотарка, и в их глазах отражался проблеск предубеждения. Когда они читали ее резюме и видели, что она кеконка и воспитывалась как Зеленая Кость, выражения их лиц сменялись на откровенно скептические. Пусть эспенцы и гордились своей военной мощью, но не слишком уважали военное образование. Какой от него толк в таком цивилизованном месте, сосредоточии профессионалов, как эспенская корпорация? Это же не Кекон, где фамилия Коул все равно что золото, одно дедушкино слово, и она получила бы что угодно. И в такие минуты романтическое желание всего добиться самостоятельно казалось глупым. Глупым и пустым. И вот она здесь, в том самом доме, откуда не сумела достаточно быстро уехать пару лет назад.

У подножья лестницы стоял Лан.

– Вот ты и дома, – улыбнулся он.

Шаэ подошла к нему и крепко обняла. Она не видела старшего брата два года, и ее затопил прилив чувств. Лан был на девять лет ее старше, и они никогда не играли вместе, но он всегда хорошо к ней относился. Защищал ее от Хило, не осуждал, когда она уехала, и один из всей семьи писал, пока она училась в Эспении. Иногда его письма с четким и ровным почерком казались единственной ниточкой, связывающей ее с Кеконом, единственным свидетельством, что у нее была семья и прошлое.

Дедушке нездоровится – вот так просто он закончил последнее письмо. Дело скорее в его духе, чем в здоровье. Я знаю, он по тебе скучает. Было бы здорово, если бы после выпуска ты приехала и повидалась с ним, да и с мамой тоже. Рана от разрыва с Джеральдом была еще свежа, как открытый нарыв, Шаэ перечитала письмо брата, отвергла единственное предложение о работе и купила билет на самолет в Жанлун.

Лан тоже обнял ее и поцеловал в лоб.

– Как дедушка? – спросила Шаэ.

И одновременно с этим он произнес:

– Твои волосы.

Оба рассмеялись, и Шаэ внезапно показалось, что она наконец выдохнула, после того как два года задерживала дыхание.

– Он тебя ждет, – сказал Лан. – Хочешь подняться?

Шаэ сделала глубокий вдох и кивнула.

– Если я буду выжидать, легче не станет.

Они вместе поднялись по лестнице, Лан обнимал ее за плечи. Он был так близко, что Шаэ чувствовала пульсирующий гул его нефрита, едва ощутимые вибрации воздуха, на которые ее тело откликалось спазмами желания в животе, стоило наклониться поближе. Она так давно не соприкасалась с нефритом, что слегка кружилась голова. Шаэ заставила себя отстраниться от Лана и посмотреть на дверь перед собой.

– В последнее время ему стало хуже, – сказал Лан. – Но сегодня хороший день.

Шаэ постучала. Голос Коула Сена из-за двери прозвучал с неожиданной энергией:

– Ты же знаешь, я тебя Чую, даже без твоего нефрита, заходи уже.

Шаэ открыла дверь и предстала перед дедом. Сначала все-таки нужно было переодеться и принять душ. Пронизывающий взгляд Коула Сена выхватил ее яркий иностранный наряд, и уголки его глаз сжались в сетку морщин. Его ноздри раздувались, он откинулся на спинку кресла, словно был оскорблен ее запахом.

– Боги, – пробормотал он, – последние два года были так же немилосердны к тебе, как и ко мне.

Шаэ напомнила себе, что, несмотря на деспотизм, дед – герой, один из самых уважаемых людей в стране, но теперь он стар, одинок и угасает, а два года назад она разбила ему сердце.

– Я прямо из аэропорта, дедушка, – Шаэ дотронулась до лба сомкнутыми ладонями в традиционном уважительном приветствии и встала на колени перед его креслом, опустив глаза. – И приехала домой. Ты примешь меня как свою внучку?

Когда она подняла голову, то увидела, что глаза старика смягчились. Твердая линия губ исчезла, и они слегка дрожали.

– Ах, Шаэ-се, конечно, я тебя прощаю, – сказал он, хотя она и не просила о прощении.