Лето придёт во сне. Часть 1. Приют - Елизавета Сагирова Страница 14

– Вот Агафья храпака даёт, – хихикнула Яринка, застёгивая сандалии, – Если бы не знала, что это, подумала бы – собака рычит.

Я шикнула на неё, но сама не выдержала и тоже захихикала. Так, хихикая, мы и стали спускаться вниз. Двери, ведущие на другие этажи были закрыты, но учитывая то, что комнаты воспитателей находились у самых этих дверей, нам бы следовало вести себя потише. Однако странное, будоражащее кровь веселье, не позволяло этого сделать.

Вестибюль на первом этаже встретил нас прохладой и приглушенным на ночь светом. Распятый мозаичный Иисус укоризненно смотрел со стены. Я вспомнила, что потерпел от Яринки его близнец в корпусе мальчишек, и снова не сдержала смеха.

Входную дверь на ночь закрывали на массивный засов, хоть и не понятно от кого. Я потянула его на себя, но он оказался неожиданно тугим.

– Блин… не открывается.

– Ну-ка, – Яринка встала рядом со мной, – Раз, два, три!

Мы дёрнули одновременно, и засов неожиданно поддавшись, лязгнул так, что эхо отозвалось на лестнице. Испуганно переглянувшись, мы не сговариваясь, юркнули в приоткрывшуюся дверь, и тут же прижались к ней спинами, одновременно глянув вверх. Там, хищно нацелившись единственным глазом на крыльцо, висела камера.

Скользя вдоль стены, прячась в её тени, мы добрались до угла корпуса. Дальше оказалось ещё проще. По газонам, вдоль подстриженных кустов, служивших отличным укрытием, до прудика, а уже там – рукой подать деревья. Возле пруда мы задержались. Здесь предстояло миновать широкое открытое пространство, которое захватывала одна из камер, пусть и находящаяся в отдалении. Теперь всё зависело от того, насколько внимательна охрана.

Присев за скамейкой, мы набирались решимости для последнего рывка.

– Красиво как, – вдруг шепнула мне в ухо Яринка.

Она, подняв голову, смотрела в небо. Там висела половинка луны, по которой бежали рваные облака. В прорехи облаков тут и там выглядывали мерцающие звёзды.

– Ты никогда не выходила ночью?

– Нет, – Яринка повела взглядом вокруг, – Только в окно смотрела.

Я тоже огляделась. Такая привычная картина – школа, стадион, корпуса, деревья и дорожки между ними, сейчас, в уютном жёлтом свете фонарей, выглядели таинственно, почти волшебно. Тихо, пусто. Я только сейчас поняла, что воздух вокруг заполняет стрёкот сверчков, а откуда-то издалека доносится странный низкий шум, в который вплетается ровный перестук.

– Что это? – я подняла палец.

Яринка прислушалась.

– Поезд идёт где-то.

– Поезд? Я раньше их не слышала.

– Я тоже, – подруга пожала плечами, – Днём их не слышно наверно из-за другого шума. Тут и шоссе из города недалеко.

Я не стала уточнять, что не слышала поездов не только днём, а вообще. Маслята находились слишком глубоко в тайге, где на десятки, а может и сотни километров вокруг не проходили железные дороги. Конечно, поезда мне не раз доводилось видеть в кино, но там они звучали совсем по-другому. Сейчас же звук поезда, постепенно затихающий вдали, почему-то вселил в моё сердце странную тоску. Я прислушивалась, пока Яринка не нарушила затянувшееся молчание.

– Ну что, рванули?

– А? А… давай. На раз-два-три.

Уповая на то, что у охранников в их караулке есть занятия поинтереснее, чем неотрывно пялиться в мониторы, мы кинулись к деревьям с такой скоростью, на какую только были способны. Я успела увидеть, как в неподвижной воде прудика не отставая от нас, мчится половинка луны, как отсвет фонарей играет на огненных волосах бегущей рядом подруги, а потом деревья и кусты надвинулись на нас, окружив спасительной темнотой.

– Есть! – азартно шепнула я, прижимаясь к стволу сосны.

– Погоди радоваться, – Яринка настороженно оглянулась, – Если кто нас видел, сейчас прибегут.

– Не прибегут, – как всегда близость леса и свободы будоражили мою кровь и о плохом не думалось, – Пошли!

Я привычно заскользила между деревьями, Яринка двинулась за мной. Луна просвечивала сквозь ветви и листья, её свет пятнами и полосами ложился на траву, и полной темноты не было. Забор тоже белел впереди отражённым лунным светом.

– Вот здесь, – сказала я, останавливаясь, – Сейчас смотри, как лезу я, и лезь следом.

Может, у Яринки и не было такого богатого опыта лазанья по деревьям, как у меня, но она не сплоховала, и спрыгнула на землю по ту сторону забора почти сразу за мной. Спрыгнула, выпрямилась и огляделась.

– Ну вот, – с гордостью произнесла я, поведя вокруг рукой, – Мой лес.

В лунном свете было видно, как трепещут Яринкины ресницы, а ноздри возбуждённо раздуваются, втягивая запах сосновой коры, мха, свежесть ночной росы.

– Кру-у-уто! – наконец выдохнула она, – Куда теперь?

– Гулять, – беззаботно отозвалась я, и направилась прочь от забора.

Здесь деревья росли куда гуще, чем на территории приюта, луна почти не пробивалась сквозь ветви и листья, поэтому идти приходилось медленнее. Но и торопиться было некуда. Я впереди, Яринка за мной, мы осторожно двигались между стволов, не слыша ничего, кроме шороха травы под ногами. Оглядываясь, я видела, как подруга трогает кору деревьев, словно хочет удостовериться в их реальности. Меня саму не покидало ощущение не то сна, не то воспоминаний о тайге. И усиливая эти ощущения, добавляя в них нотку непонятной щемящей тоски, вдали снова застучал колёсам поезд.

И пусть шла я без цели, но в итоге ноги сами привели меня к поваленной сосне. Мы присели на её ствол. Мои глаза уже привыкли к темноте, и теперь я любовалась ночным лесом, мазками лунного света среди веток, и переплетением ночных теней.

– Странно, – тихонько сказала рядом Яринка, – Я всегда думала, что ночью в лесу страшно, а тут наоборот хорошо.

Я понимала, что она имеет в виду. Окружающая нас темнота не была враждебной, таящей опасность. Напротив, она укрывала нас, отгораживала от остального мира, так что создавалась иллюзия полной безопасности. Приют с его правилами и вечной угрозой наказания в случае не соблюдения этих правил, отсюда казался почти несуществующим.

Яринка вдруг вскочила, отбежала в сторону, и упала на траву, разбросав в стороны руки-ноги. Тихонько засмеялась.

– Иди сюда!

Я поднялась, приблизилась к подруге, но замерла в нерешительности. Если сейчас замараю платье, завтра у Агафьи могут возникнуть неудобные вопросы. Грязное платье в её понимании – повод не только для наказания, но и для тщательного расследования того, каким образом девочка могла испачкаться. Ведь девочка не должна попадать в места и ситуации, где подобное может с ней произойти.

Яринка нетерпеливо похлопала ладонью по земле рядом с собой, и я снова почувствовала злость на себя. В кого я здесь превращаюсь? Как там Дэн сказал "очередная безвольная кукла"? Она самая! Как далеко заведёт меня стремление слушаться и хорошо себя вести?