Ворг. Успеть до полуночи - Гай Юлий Орловский Страница 14

– Деточка, я тебе ничего не должен, – сообщил я будничным тоном. – Своему спасению ты обязана инстинктам, а не сознанию. А оно всеми силами пыталось удержать. Так что честь имею. Или не имею.

Она не отстала, шорох юбок приблизился. Наверное, тащит за собой дорожную пыль и оставляет длинный след.

– Но отец, он не вынесет, если со мной что-то случится, – обреченно сказала она. – Меня специально отправили в Сокрытые гроты, в королевстве неспокойно из-за Ильвы.

– Твоя правда, – согласился я. – Не знаю, как в Центральных землях, но в Восточном крае полный бардак.

Она сказала печально:

– В центре тоже. Это все я виновата.

Я остановился и обернулся. Девушка замерла на середине дороги с опущенной головой. Рыжие локоны треплются от ветерка, подол юбки покрылся серо-коричневой пылью, и вообще – она плохо вписывается в окружение изумрудных деревьев. Такой самое место сидеть во дворце и сжимать фарфоровую чашку изящными пальчиками.

– А вот теперь поподробнее, – сказал я.

Она тяжело вздохнула и проговорила так тихо, что пришлось напрячь слух:

– Отец пошел на сделку с Ильвой ради меня.

Картинка наконец сложилась в одну. Резная повозка, ухоженные лошади, штаны с замысловатым ремнем, наряд на десяток золотых.

Я спросил изумленно:

– Ты принцесса?

Она кивнула:

– Да. Горе-принцесса.

Я задумался. Что делать с изнеженной принцессой, да еще в опасном путешествии? Тащиться во дворец – последнее, что станет делать разыскиваемый ворг. Кроме того, мне действительно без разницы, что с ней дальше случится. В конце концов, надо было охраны больше давать. Не больно-то король переживал, отправляя дочь через лес, полный нежити, в сопровождении возничего и одного гвардейца. Тот сражался храбро, но что такое человеческий гвардеец против полсотни мертвяков?

– Что ж, – сказал, наконец, я. – Наверное, принцессой быть хорошо, но это ничего не меняет.

– Что это значит? – спросила она.

– Я не могу тащить тебя за собой, – пояснил я. – Тем более ты ведь действительно отчасти виновата в этом бедламе.

Девушка подняла на меня голубые, как небо, глаза. В них задрожала влага. Она секунду смотрела на меня, потом всхлипнула и спрятала лицо в ладонях. Плечи затряслись от рыданий, даже страшно стало – как истерика изменяет женщину.

Не выношу слез, ни ворговских, ни человечьих. Есть в этом что-то противоестественное, будто тебя обманывают самым подлым способом и совершенно этого не скрывают. И запах у слез ужасный. Не то чтобы плохой, но от него теряешь волю и концентрацию.

– Ну, перестань, – не выдержал я наконец. – Слезами горю не поможешь. Я действительно не могу тебя взять и отвести домой или куда там надо…

– В гроты, – подсказала она, всхлипывая.

– Вот-вот, – согласился я. – В гроты. Туда тоже не могу.

– Почему-у-у? – протянула принцесса сквозь ладони.

Я раздраженно зарычал и проговорил:

– Во-первых, времени мало. Во-вторых, ваш брат, сама знаешь, отлавливает нас, как диких зверей. А мне не очень хочется на псарни.

Она еще сильнее зашлась в плаче. Я заткнул уши и сморщился – невыносимо. Чувствует она, что ли, как у меня крышу сносит от истерики?

Несколько минут она ревела, как раненая лиса, терла кулачками глаза и прикрывала нос. Губы распухли, веки покраснели, но даже в таком виде она все еще красавица.

В конце концов я не выдержал и рявкнул:

– Хватит!

Она тут же замолчала и уставилась на меня круглыми глазами. Мокрые ресницы блестят на солнце, грудь часто вздымается. Конечно. Не получилось истерикой, будет пробовать всякие женские штучки.

– С меня довольно. Удачи, – сказал я резко, развернулся и побежал по дороге.

Бежал около получаса, все время думая: что будет с этой дурехой? Девушка одна, в Изумрудном лесу. Первый же разбойник разделается с ней известным способом. Хотя девка хитрая, может убедить не трогать, доставить куда надо. Если правильно поманить золотом – любой задумается. Особенно люди. У них к деньгам особая страсть.

Убеждая себя, я добрался до развилки. На обочине торчит невысокий столбик с двумя дощечками, вырезанными в форме стрелок. Время и шашель их не пожалели, поверхность изъедена длинными бороздами, кое-где сквозные дыры. Надписи поистерлись, пришлось потратить пять минут, чтобы разобрать, какая дорога куда ведет.

– Абергуд, – прочитал я вслух и поплевал на пальцы, чтобы стереть куски грязи с дощечки.

Дорога в топи ведет налево и теряется где-то в тумане. Вот уж точно – болота. До них неизвестно сколько верст, а дымку аж отсюда видно. Жуткое место, эти Абергудские топи.

Когда был детенышем – нас пугали кровожадными болотными тварями. Они обязательно придут, если не слушаться старших, не мыться и перекидываться без разрешения. До четырех лет оборачиваться можно только под присмотром, и то ненадолго. Иначе заиграешься и не вернешься в человечий облик. Дети податливы для ворговства, не заметишь – как уже и лисой быть вполне привычно, да и превращаться обратно неохота. Бегай себе, лови мышей.

Я отошел в сторону и сел под куст, чтобы как следует обдумать план действий. Что там говорил мертвяк? С чародеем Ильва разговаривала два дня назад. Тот обещал талисман через три. Значит, у меня в запасе сутки, чтобы добраться до горы Ир через Абергуд и Мертвую степь. Главное, не помереть где-нибудь по дороге.

Не знаю, что хуже – полная неизвестности трясина или полчища нежити, которые шатаются по полям. Вообще-то, одинокая нежить – это хорошо: еда, кости, все прекрасно. Главное, не попадаться на глаза отрядам или как там они организуются. Еще понять бы, где эта гора.

Мысли настолько увлекли, что не заметил, как переменился ветер. Что-то не везет в последнее время с ним – все от меня дует. Я резко обернулся и приготовился к атаке.