Заклятие короля - Линдси Пайпер Страница 14

Люди процветали. Короли Дракона балансировали на грани вымирания.

Сенаторы Индранан не упускали ни малейшей возможно­сти поспорить с Малнефоли. Впрочем, он не списывал это на их телепатию, которая тревожила всех. Они просто не хоте­ли признавать его слов, по причинам, которые он так и не мог определить. Личным? Политическим? Из желания мани­пулировать эмоциями, которые он держал под контролем?

За ними шли сенаторы клана Гарнис. Бесполезные. Они практически всегда молчали — даже их Юность. По сравне­нию с организованным, даже сильным правлением других че­тырех кланов, Гарнис нечего было предъявить. Потерянные. За двадцать лет Мэлу ни разу не удалось определить, чем об­условлено их невмешательство на собраниях Совета — их спо­собом управления кланом или недостатком сил на то, чтобы поддержать любую точку зрения. Но во что-то же они верили.

Ему хотелось пройтись — или спустить дождь молний на тех, кто ему противостоял. Слишком темпераментный для Гивы. Он с самого начала это знал. Медленно кипящая ярость дрожала в нем от каждого несказанного слова, от каждого несделанного шага. Он загнал свою ярость поглубже внутрь. Никто не сможет его унизить. При всех сомнениях в закон­ности его должности, сам Мэл знал правду. И был полон ре­шимости вывести свой народ из этого кризиса.

— Все мы знаем, что муж Нинн был убит. Никто с тех пор не видел ни ее, ни ее сына. Это письмо — первая весточка от нее. И, Дракона ради, половина письма написана ее кровью.

За столом зашумели, споря, осознавая его слова, превра­щая их в оружие, которое можно будет использовать против своих соперников.

Астер хранит секрет нашего выживания, но такой ценой?

Слова Нинн преследовали его днем и ночью. Даже ярость горных ветров звучала для него голосом плененной кузи­ны. Ее голос был так громок, что заглушал даже тиканье его мыслей, напоминавших, что у Королей Дракона заканчи­вается время.

Его тетя, Леоки, сбежала с мужчиной из клана Пендрей. Возможно, однажды она и могла бы вернуться обратно в клан Тигони и быть принятой, особенно если бы Мэл все еще был Гивой. Леоки умерла при родах. Нинн убила ее.

Боль потери до сих пор жгла его изнутри. С тетей у него разница в возрасте всего пять лет — она была ему как сестра. Слишком многого он лишился в тот день. Леоки погибла. Нинн была приговорена к процессу, который закупорил ее опасные силы. Она стала практически человеком, так что ре­шение об обучении в Штатах принадлежало ему, и внедрить эту мысль в ее сознание было предельно просто. Пару недель спустя Нинн была уверена, что идея с Америкой принадле­жит ей самой.

А брак с человеком... Это был конец Нинн как одной из Королей Дракона.

Он боролся тогда с Советом. Боролся даже с самой Нинн, в надежде что она одумается и вернется домой. И был лишь один хороший момент в той сложной истории их отношений. Нинн впервые за долгие годы казалась искренне счастливой. И даже когда Совет огласил свой вердикт, она вела себя как женщина, которую освободили от тяжкой ноши.

Вот только она не знала, что эта ноша осталась в ее сознании.

— Ничего другого я и не ждал услышать от Вора и лгуньи! — завопил Юность Пендрей.

— Тихо! — Голос Мэла раскатом грома пронесся по широ­кому круглому залу. — Вы избалованные дети, а не сенато­ры. Я буду действовать без согласия этого Совета, если ваше участие ограничится детскими оскорблениями.

— Действовать без нашего согласия? — Юность Сат, каза­лось, был готов использовать свой стул в качестве оружия, настолько ему хотелось ударить Мэла или Юность Пендрей.

Мудрость Тигони прочистила горло. Только она была спо­собна остановить такой накал злости простым движением брови. Юности Пендрей и Сат продолжали жечь взглядами, но один переключился на столешницу, а другой на складки рукавов своей мантии.

Мудрость Тигони когда-то звалась Хобик и приходилась Мэлу приемной бабушкой, только поэтому она была един­ственной из сенаторов, кого он мысленно продолжал назы­вать по имени. Они не были кровными родственниками, но выглядели весьма похоже: густые прямые волосы цвета брон­зы и глаза настолько синие, что казались черными в слабом свете зала Совета. Элегантные, как всегда говорили о Тигони. Культурные. Грациозные.

Еще одна причина, по которой их не принимали всерьез во времена войн.

Мэлу стало смешно. Его люди обучали битвам греков и рим­лян. Они учили, как возводить города и защищать их. В этот миг треск статического электричества подсказал, что оно сло­жилось в искры в его крови, теле, в воздухе вокруг него. Если он позволит себе потерять концентрацию, эти искры соеди­нятся в страшный поток кинетической энергии. Он превра­тится в живую турбину.

Не сейчас. Возможно, никогда.

Он едва заметно кивнул бабушке.

Хобик окинула взглядом остальной Совет.

— Безотносительно к тому, благословил ли Дракон дитя Нинн, два других человеческих картеля являются для нас неза­висимыми источниками информации. Они открыто завидуют приобретениям доктора Астера. Исходя из времени ее похище­ния, мы можем заключить, что причастность Астера несомнен­на. Зачем он стал бы удерживать их, не будь пленники важны?

Эта логика внезапно оказалась ключом к концентрации внимания Совета. Мэл был слишком на взводе, чтобы доду­маться до этого самому.

Он глубоко вдохнул разреженный горный воздух и мыслен­но поблагодарил Хобик за то, что она успокоила сенаторов. На время.

Нинн была кусочком мозаики, пропавшим из его жизни по­сле ее отъезда в Штаты, а затем навеки потерянным после ее брака. Она никогда не видела в нем мужчину, с которым ее разлучили. Она видела в нем друга. Хуже того, с тех пор он был одержим ею. Она была тем первым и единственным этапом его жизни, когда он поддался требованиям Совета. И в резуль­тате он никогда не видел ни ее мужа, ни сына. Очевидно, столь сильным было ее отвращение к нему.

А теперь он получил письмо. Возможно, последнее в ее жиз­ни. Исчезновение Нинн дало повод заставить Совет вмешать­ся. Он слишком долго ждал подобной возможности.

Мэл прочистил горло. Пришло время подвести собрание к главному.

— Более того, меня известили о существовании под­польной сети Королей Дракона. Они работают тайно и не подчиняются своим кланам. Помимо этого они пересека­ют границы кланов. Не признают политики. Не делают ни­каких различий, кроме отличия нашего народа от людей в целом.

Эти слова были встречены возгласами удивления и недо­верия. Каждый сенатор считал, что он или она обладает пол­ным контролем над своей территорией и крайне бюрокра­тичными правительствами своих стран. Они наверняка думали, что ни один их подданный не осмелится нарушить многовековые традиции клана и избежать заранее опреде­ленного предназначения.

Управлять собраниями Совета, проводимыми два раза в год, становилось все труднее. Никто не хотел поступаться личной выгодой ради общего блага.