Другой город - Михал Айваз Страница 14
Другой город - Михал Айваз читать онлайн бесплатно
На полочке под стойкой лежала забытая кем-то мятая газета; я заметил, что она набрана теми же буквами, что и книга из букинистического магазина на Карловой улице. Раскрыв ее, я увидел на первой странице под крупным заголовком фотографию, изображающую мою борьбу с акулой на вершине башни. Разумеется, я не понимал, что написано в статье, но меня поразило множество напечатанных жирным шрифтом слов и предложений: казалось, будто типографское оформление выдавало волнение и негодование автора статьи. Я не питал иллюзий, что предметом глухой ненависти, распространяющейся даже на шрифт, окажется официант, его дочь или акула. Казалось, будто некая сила, только и ждущая, чтобы растерзать меня, впечатала в бумагу эти жирные буквы. Я доел блинчик, сложил газету и сунул ее в карман. Мне захотелось зайти в бистро на Погоржельце – интересно, как поведет себя официант, увидев меня живым. Может, там окажется и Клара; мы могли бы поговорить о метафизике стекол.
Я медленно поднимался по улице Неруды; дома закончились, и по левую руку открылась заснеженная ложбина Страговского сада, она сияла на солнце, как если бы в земле вдруг очнулся угасший было белый свет. Спокойно, как тихие сны снегов, сверкали домики, с помощью которых город, спустившись по склону, проник в мир садов; над границей города и парков, некогда тревожной и дышащей ужасом, разлилось тихое перемирие. На холме дети катались на санках, в морозном воздухе ясно слышались их далекие голоса. Над холмом блестели на солнце кровли башен монастырского собора, внизу, в глубине, темнел густой кустарник. С ветвей тихо падал снег.
Ослепленный сияющим снегом, я ощупью вошел во тьму бистро и сел к окну. Постепенно в глубине помещения проявились силуэты, я увидел, что за стойкой стоят официант и его дочь. Официант тут же подскочил ко мне и спросил, желаю ли я кофе, как вчера. Он вовсе не казался удивленным или потрясенным. Кофе мне принесла Клара, повелительница башен и акул: на ней был тот же свитер, что и ночью, но перламутровое ожерелье она сняла; выглядела она столь же весело и беззаботно, как во время нашей первой встречи. О ночной схватке над городом не было сказано ни слова. Когда подошел официант и завел речь о трубочке с кремом, я вспомнил о своем зароке и отказался, однако почувствовал, что мне импонирует тактичность, мешающая отцу и дочери заговорить о моих ночных приключениях. Возможно, это только начало, возможно, они готовят новую изумительную погоню, возможно, эта парочка во главе косяка хищных рыб будет каждую ночь преследовать меня на галереях звонниц и заснеженных крышах домов, а наутро с любезной улыбкой приносить завтрак. Быть может, в газетах их города о нас станут печатать не отдельные статьи, а целый сериал, комикс с продолжением, в котором официант с Кларой будут гнать меня с картинки на картинку. Мне вдруг показалось, что вытаскивать на дневной свет ночные бои – это проявление невоспитанности и отсутствия вкуса, и меня переполнила благодарность к ним за их молчание. Я даже заказал трубочку с кремом. Тем не менее я внимательно и с обеих сторон рассмотрел счет, поданный мне Кларой. Там оказались только цифры.
– Какая-то ошибка? – спросила она, когда я уставился на листок. – Я не сильна в счете.
Я ответил, что все в полном порядке, вытащил из кармана, надорванного зубами ее акулы, кошелек и расплатился. За окном все так же ослепительно сиял снег.
В газете, найденной в молочном баре, были коротенькие тексты – судя по типографскому оформлению, рекламные объявления. Рядом с одним из них я увидел фотографию витрины. Над витриной красовалась вывеска с большими буквами другого города; и все же по запыленным гипсовым ангелочкам над входом я легко узнал фасад одного из домов на улице Майзеля, мимо которого проходил иногда во время своих прогулок. В доме действительно был магазин, где продавались – по крайней мере днем – ботинки и носки. Фотография магазина в газете другого города совсем не удивила меня: я уже кое-что знал об образе жизни наших странных соседей, и потому мне казалось естественным, что, подобно тому как на философском факультете чередуются лекции по дневным и ночным наукам, полки магазинов в зависимости от времени суток наполняются разным товаром.
Той же ночью я отправился на улицу Майзеля. В углу витрины валялся смятый забытый носок – последнее напоминание о дневном мире, а вообще-то вся витрина была заставлена статуэтками, изображающими знакомую уже сцену: тигр вгрызается в горло молодому мужчине. Статуэтки были сделаны из всевозможных материалов: фарфора, дерева, стекла, плюша и пряничного теста. Некоторые из деревянных скульптур были на колесиках и, видимо, могли перемещаться: нижняя челюсть тигра крепилась к его макушке шпунтом и при движении, судя по всему, открывалась и закрывалась. Я толкнул стеклянную дверь и вошел внутрь. Помещение заливал мягкий свет круглой настольной лампы с абажуром из молочного стекла, стоящей на прилавке, за которым дремал седовласый старик. Вдоль стен магазина выстроились высокие, до потолка, стеллажи, на полках которых лежало множество непонятных вещей. Свет лампы был таким слабым, что очертания предметов на полках расплывались в полутьме, мне казалось, будто я очутился внутри затонувшего торгового корабля. Дальние углы терялись в непроницаемом мраке.
Я стал разглядывать товар на полках. Там стояли стаканы с безвкусным рисунком – портретом улыбающегося официанта из бистро, на шее у него висела тяжелая цепь с бриллиантовым морским коньком. Были здесь и цветные открытки с островом посреди темно-синего океана; над кронами пальм в центре острова возвышались на фоне безоблачного неба башни пражского храма Святого Вита; возле песчаного пляжа стояла на якоре белая яхта, на пляже под полосатыми зонтиками безмятежно веселились загорелые молодые люди в купальных костюмах. Мне казалось, что из открытки доносятся какие-то звуки; я прижал ее к уху и услышал отдаленный тихий смех, граммофонную музыку, звон бокалов и крики попугаев, человеческие голоса, теряющиеся в шуме прибоя. Было тут что-то похожее на расплющенную резиновую зверюшку; я нашел в резине отверстие и стал дуть в него, постепенно предмет стал оживать, толстеть и неуверенно высовывать наружу разные свои части: оказалось, что это надувная цветная скульптура. На сей раз она изображала не тигра-убийцу, а группу воинов с обоюдоострыми топорами за поясами посреди лесной лужайки, окруженной соснами. Воины стаскивали с высокого каменного постамента, исписанного буквами, которые, в отличие от письма другого города, были строгими и угловатыми, золотую статую крылатого пса. (Жители другого города явно питают особое пристрастие к скульптурам – и даже, как в этом случае, к скульптурам скульптур. Если они верят, что до сих пор живут под сенью начала, как говорила на башне Клара, то скульптуры явно восхищают их тем, что побеждают и время, и само бытие, которое – из смелости или от страха? – не удаляется от своего источника. Причем, возможно, в обоих случаях это только иллюзия: как скульптура плывет по течению времени и ее застывшая неизменность – в действительности лишь медленная мелодия выветривания, так и начало не сохраняется, но меняется, удивительным образом становится следствием своих следствий – подобно тому как замысел речи зарождается только в изреченном слове, которое кажется говорящему чужим и диковинным, как голос демона.) Я открыл затычку скульптуры: деревья и фигуры стали сжиматься и сгибаться, воздух при этом проходил через устройство, которое исполняло торжественную мелодию – вероятно, пассаж из гимна второго города. Я положил сдувшуюся статуэтку на полку. Чуть дальше я увидел стеклянный шар, наполненный прозрачной жидкостью, внутри него была скульптура святого, держащего в руке крест: на кресте провисало под собственной тяжестью наколотое на верхушку тело акулы. Когда я потряс шар, внутри пошел снег из белых крошек, которые медленно опускались в жидкости ко дну.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии