Завет Сургана - Владимир Михайлов Страница 14

Возмездие за близость, за любовь? В ее возрасте она успела уже наслушаться всякого об этих материях, считала, что теоретически хорошо подготовлена; но о подобном никто ей не говорил. Да, это сопровождалось вначале болью – но то ощущение никак не сравнить было с тем, что испытывала она сейчас. Однако источник боли располагался там же. Что же это могло быть такое?

Медленно-медленно, чтобы не вызвать нового пароксизма, Онго приподняла под одеялом правую руку, и ее ладонь начала медленно скользить по животу, направляясь к источнику боли. Кожа чуть выпуклого живота стала, показалось ей, немного более шершавой – не было той атласности, какая всегда радовала ее раньше. Но это, конечно, не страшно, за кожей нужен уход, только и всего. Ниже, ниже… Оо!

Это был шов, кончики пальцев распознали его почти сразу. Едва прикасаясь, Онго все же определила его форму: полумесяц. Не очень грубый, но раньше-то там вообще ничего подобного не было! Ее оперировали? По какому поводу? Она ведь была совершенно здорова еще… еще вчера!

Постой, постой. Что-то ворохнулось в памяти: словно бы вчера еще что-то с нею произошло? Какие-то обрывки мельтешили: ночь… мужик какой-то… и она с ним? Бред, скорее всего. Или правда было? Но какое отношение имеет это к тому, что она переживает сейчас? Что же случилось вчера?

Если, разумеется, это было действительно вчера. Впрочем, теперь уже не казалось важным – когда с нею что-то произошло; главным стало – что же с нею сделали, почему и за что?

Шрам был болезненным, но в пределах терпимого. И пальцы ее осторожно, миллипал за миллипалом, заскользили ниже. Наткнулись на колкое местечко: там все было выбрито. Ну, это понятно и не страшно. Главная боль была уже где-то рядом, совсем близко. Онго подвинула ладонь еще ниже…

Что такое?

Там оказалось нечто чужое. Теплое, упругое, но ей не принадлежавшее-и в то же время отозвавшееся на прикосновение, как если бы оно было частью ее собственного тела.

Она, конечно, поняла, что это такое. Но этого никак, никак не могло быть у нее! Это было совершенно немыслимо! Нет! Нет!

А болело внутри, где-то как раз над этим самым – нововведением – это словечко пришло ей в голову, и она невольно усмехнулась.

С болью надо было что-то сделать, переносить ее не было совершенно никакой возможности. К счастью, обучаясь на агра-пилота, она, кроме других полезных знаний, усвоила и приемы борьбы с болью; пилотам Приходится встречаться с нею не так уж редко. Медитация – вот что сейчас ей поможет.

Непродолжительная, но достаточно глубокая. Отвлечься от всех мыслей, от обиды, недоумения, попыток что-то вспомнить; уйти в пустоту, где боли нет и не может быть…

Минут, наверное, через десять она вернулась к действительности; боль за это время пусть и не исчезла со-. всем, но сделалась вполне терпимой.

Онго почувствовала, что больше не может и не хочет лежать. Возможно, потому, что вместо боли в ней вспыхнул гнев; неизвестно, на кого, но сильный гнев, скорее даже ярость. За то, что осмелились с нею сделать – даже не поинтересовавшись ее согласием.

И этот гнев как будто сорвал занавеску, скрывавшую от нее то самое недавнее прошлое, которого она только что никак не могла вспомнить.

Вот, значит, что такое проект "Метаморф". И солдат – да, вот именно, это был солдат, который хотел переспать с нею – и так и сделал, – солдат этот, выходит, не соврал, когда шепотом поведал о том, что произойдет с нею наутро.

"В последний раз", – сказал он. Значит, то и правда был последний раз ее женского самоощущения?

Ну, самоуправцы проклятые!..

Встать Онго мешало множество проводов – оказалось, что на ее тело налеплено множество датчиков, исправно доносивших приборам о ее состоянии. В два рывка она сорвала с себя всю эту дребедень и рывком встала с койки.

Пошатнулась: почувствовала, что очень слаба. Удивилась тому, что новое приобретение почему-то не мешает, хотя раньше она относилась к мужчинам с некоторым сожалением: таскать на себе такие придатки, да еще не в самом удобном месте! Сейчас подумала об этом мельком и тут же отвлеклась: сильно кружилась голова, и пришлось снова сесть на койку; хорошо еще, что можно было удержаться в сидячем положении. И еще лучше, что никто не мешал… собственно, чему не мешал? Да чему угодно.

Но сорванные датчики, похоже, давали информацию не только на ту аппаратуру, что располагалась в палате, но и куда-то еще – на сестринский пост, наверное. И Онго еще не успела собраться с силами, чтобы вновь попытаться встать, как в распахнувшуюся дверь уже вбежали двое. Первой была сестра, зато второй – мужчина – оказался не врачом, как следовало ожидать, а военным, судя по мундиру с какими-то цветными значками на воротнике. Он показался Онго знакомым. Постой-ка… Тот самый, что ночью? Он, он! И с другой уже? Странно, но она ощутила обиду. Вот наездник! Лихой парень, ничего не скажешь.

Ей невдомек еще было, что время женских обид прошло навсегда.

А вызвана обида была тем, что и солдат, и сестра были непосредственно перед появлением в палате явно заняты чем-то другим – судя по тому, что оба они раскраснелись и глубоко и учащенно дышали; солдат на ходу застегивал куртку, сестра же не успела привести себя в порядок, и не только халат ее был нараспашку, но и кофточка под ним расстегнута донизу, а поскольку под нею ничего больше не было, округлые груди ее оказались совершенно открытыми постороннему взгляду.

Онго невольно взглянула на них, привычно сравнивая со своими. А в следующие мгновения ей пришлось пережить нечто совершенно неожиданное.

Оказалось, что новое ее приобретение способно вести себя самостоятельно, без ее воли и участия. При взгляде на голые груди сестры Онго внезапно ощутила сильное напряжение внизу живота – там именно, где только что испытывала боль; напряжение все усиливалось; она, невольно испугавшись, опустила глаза, и увидела…

Не она одна. Солдат загоготал оглушительно и немелодично, словно гогой заржал, сестра же смутилась и поспешно запахнула полы халата. Состояние Онго между тем продолжалось, она не могла бы ни назвать его, ни определить, но невольно сделала шаг вперед – по направлению к представительнице больничного персонала. Головокружение остановило ее – иначе трудно сказать, что Онго захотела бы сделать.

А солдат-любовник заговорил с Онго, и не деликатно, как, наверное, сделал бы врач, а резко, даже грубо, по-военному:

– Мужик, вот теперь сразу видно, что мужик: не успел в себя прийти, и сразу захотел на бабу. Так держать, Онго, бабские придури отставить! Всегда веди себя как мужик! Даром, что ли, тебя наградили всем прибором? Вот и носи его с честью. И не забывай того, чему я тебя ночью обучал. Жаль, что тебя так сразу – я бы и еще провел с тобою практические занятия. Значит, оклемался?

Слава Творцу. Еще недельку покантуешься, подкормят тебя гормонами и прочим – и хватит, Онго Ру, в строй, поскорее в строй, там твое место пустует, а страну надо защищать – и тебе, солдат, придется этим заняться!