Город смерти - Виктор Глумов Страница 14

— К-камрад… — Женька заикался шепотом. — К-камрад, чт-то там?

Дрон молча поднял руку: спокойно. Заткнись. Бурелом тут был — не пройдешь, и ни одной тропы не видно. Зато что-то шуршало впереди, и Дрону это не нравилось.

— Анд-дрюх, — захрустел, заскрипел, подбирается. — Чт-то ты видишь?

Дрон обернулся и показал Женьке кулак: заткнись, кому сказано, замри, идиот. Рядом — люди.

Насколько Дрон мог судить, в этом лесу испытывали химическое оружие: погибли все лиственные деревья. Отсюда и бурелом. И непонятно, с какой стороны они пришли и как выбираться, но об этом Женьке говорить нельзя. И так в штаны наложил, дрожит, заикается, норовит за рукав ухватить. Надо было уходить одному. Одному проще, а с этой обузой… Дрон посмотрел на Женьку: губу закусил, глаза выпучил, автомат держит… Мама дорогая! Ну кто так с оружием обращается?! Дрон опустился на корточки перед неудачником и сказал прочувствованно:

— Слушай, камрад. Мы — на вражеской территории. Теперь все — против нас. И все против нас. Нам нужно продержаться, да? Мы ушли, чтобы выжить, да? Ты обещал меня слушать, да? Я — главный…

— Но Анд-дрюх…

— Без «но», камрад! Мы, считай, на войне! На войне не спорят с командованием! От этого жизнь зависит, понимаешь?

Женька отчаялся вытолкнуть из себя хоть слово и энергично закивал. Сосунок. Женьке повезло, что Дрон взял его с собой. Мог бы и оставить «дедам» на растерзание. Никакого «мужчину» в этой армии, понятно, из Женьки не сделали бы. И повесился бы заика на ремне. Или застрелился. Или спятил — куда ему вешаться…

— Тс-с-с! Слышишь?

По правде сказать, Дрон уже и сам не слышал шороха: что бы там ни пряталось, оно смылось. Но Женьку стоило припугнуть. Страх — первое оружие командира, нужно, чтобы солдат боялся.

Рюкзак был тяжелый, Дрону совсем не хотелось с ним лезть через поваленные деревья. Но оставаться на месте — значит потерять мобильность. Если враг подкрадется…

— Слушай, — Женька вроде успокоился. — Давай привал сделаем. Сюда они не полезут нас искать.

— А если с собаками?

— И с собаками — не полезут. Кто в такой бурелом сунется? И сушняка много, костер…

— Камрад! — Дрон схватился за голову. — Костер?! Ты в своем уме? Дым нас выдаст.

— Х-холодно… Т-туман.

Туман и правда был знатный. Дрон тогда в первый раз испугался, хотя не признался бы ни Главному, ни родной маме. Школьник знает: где туман, там река. Но здесь поблизости не было водоемов, он карту изучил. А плотный, зараза, как облако. Одежда отсырела. Хорошо, спички запакованы герметично. Огня бы и правда не помешало, чтобы просушиться, не хватало еще воспаления легких. Уходили-то не из дома, заранее собранный рюкзак до сих пор небось в изголовье и стоит, если мама не распотрошила. А в части лекарства не достанешь. Что стырили, то и взяли, тут уже выбирать не приходится. Жратва есть, но мало. Оружие есть, оружие — это хорошо. Дома в рюкзаке только нож лежал и пневматическая «беретта». Несерьезно, конечно, но где ствол нормальный достать?

Их уже ищут. По деревням, по электричкам, может, в лес и заглянут, но прав заика, не в бурелом же.

— Ладно, камрад. Простудишься еще. Привал так привал. — Дрон с удовольствием освободился от рюкзака. — Надо бездымный костер организовать. Сейчас расскажу, как это делается.

Они посидели неплохо, поели. Женька ожил, щеки порозовели, а то был бледнее плесени на покойнике. Дрон обругал себя за упадочнические мысли. Все лес виноват. Чем его поливали, что деревья засохли, травы нет, птицы не поют? Тихо, как в склепе. И холодно. Вечереет, прелью тянет, скрипит что-то. Идти дальше резона нет, надо на ночлег устраиваться.

Дрон попытался вспомнить, было про такое на форуме или нет. Про ночлег в лесу писали много, обсуждали. А вот про мертвую зону вроде нет.

— Слушай, камрад. — Женька с готовностью улыбнулся. — Ты не помнишь, от чего лиственные мрут?

— Ядерная зима…

— Это ты брось, до ядерной зимы еще далеко. Даже если вот сейчас начнется — деревья не сразу засохнут. Время нужно.

— А если тут исп-пытания проводили?

Дрон поскреб в затылке. Испытания? Они на полигоне, что ли? Да нет, вряд ли. В тайком зарытые отходы он поверить мог. Блин, это сколько же здесь рентген?! И дозиметра нет… Ничего нет. Случись сейчас война — все, хана гаврикам.

— Нам д-долго по лесам?

— А что, домой захотел? Забудь, камрад! Все равно скоро война, а выжить реально только в одиночку или с подготовленными перцами. Потащишь с собой девчонку, мать-старушку — хана.

Женька мягко улыбнулся. Вот ведь дурень. Все он с улыбочкой, все вежливо. Нельзя слюнтяев в армию брать. Сидел бы с мамой, отъедался — ни кожи, ни рожи, — в институт готовился. Дрон похлопал товарища по плечу. Он был на год старше, успел вылететь из универа, в общем, понюхал жизни. И в армию пошел сознательно, кто знал, что в такую часть попадет, говорили же: дедовщины больше нет, служить — год. И деды еще. Отморозки. Радовались бы, что в их виварий умный человек попал! Слушали бы, записывали, авось и выжили бы, случись ПП!

Уроды. Кретины. Мясо. Трупы.